— Да-да, дорогая, я знаю. Ты не смогла простить мне случившееся, и я не виню тебя в этом! — Превозмогая отвращение, Джордж взял ее пухлую руку в свою. — Я люблю тебя, Илэйн, и не переставал любить!

Она отняла руку, словно для того, чтобы почесать глаза, хотя на самом деле ей просто было неприятно его прикосновение.

— Я старая дура, Джордж! Пойду приготовлю нам еще по чашечке чая.

Джордж отодвинулся, чтобы дать ей возможность подняться с кресла, и когда она склонилась над кофейным столиком, чтобы собрать на поднос пустые чашки с блюдцами и унести на кухню, под платьем обозначились ее телеса. Видно, после Рождества она совсем перестала соблюдать диету.

Проводив Илэйн взглядом, Джордж плюхнулся в свое кресло. Какие же они идиоты! Все до единого! Он ухмыльнулся. Нашли, с кем тягаться! Да он любую обезьяну перехитрит, как говаривала когда-то его мамаша. Всех обведет вокруг пальца! Начиная с этой толстой суки, что копошится сейчас на кухне!

Илэйн между тем, пока готовила чай, вспоминала, что в ту самую ночь, когда Мэнди Келли нашли убитой, Джордж, как обычно, отправился на прогулку! Она готова была запустить заварочным чайником в стенку. Не надо думать об этом. В новогоднюю ночь он был болен и не мог выйти из дому. У нее не иначе как паранойя. С ней творится что-то неладное. Скорее бы поехать в Испанию, забыть о муже и погулять на свободе в свое удовольствие! Она плеснула кипятку на пакетики с чаем и почувствовала, как наполняются слезами глаза.

Нет! При всех своих недостатках Джордж конечно же не убийца! Не Потрошитель!

Она должна в это верить!

Должна — и все тут!

Скорее бы пятница! По пятницам она встречалась с Хэктором Хендерсоном, и с каждым днем он становился ей все нужнее с его простотой, жизнерадостностью, а главное — добротой.

Направляясь по следующему адресу, Уиллис и Хэммингс обсуждали по дороге Илэйн и Джорджа.

— Мужчина мне кажется вполне нормальным. Но жена — настоящая психопатка! Вся трясется!

Уиллис пожал плечами:

— Может, это мы на нее так подействовали? Бывает. Увидят полицейского, и, того и гляди, кондрашка хватит. Вряд ли она когда-нибудь имела дело с нашим братом. Вот и затряслась.

— А он, ничего не скажешь, человек приятный, в высшей степени воспитанный, обходительный.

Хэммингс кивнул:

— Побольше бы таких, как он, чтобы хоть изредка нам уважение выказывали! Я тут на прошлой неделе только завернул за угол, смотрю — мальчишку поймали, что-то в магазине стащил. Так папаша его с кулаками на меня полез. Будто я виноват.

— Да, у нас полицию не очень-то жалуют.

— В том-то и дело, черт побери!

Эвелин сидела с Дэном на кухне у стойки бара и курила.

— Пора бы тебе, Дэн, куда-нибудь податься. Ты здесь уже больше двух недель. Кэйт по доброте душевной тебя терпит, но и она уже устала. — Эвелин глотнула кофе и взглянула на Дэна.

— Она что-нибудь говорила? Ну, насчет моего отъезда?

Эвелин вздохнула:

— Нет, просто я вижу, что она по горло сыта твоим обществом.

Дэн вынул из пачки Эвелин сигарету и закурил. Эвелин забрала у него пачку и сунула в карман фартука.

— Уверена, ты не настолько беден, чтобы не иметь собственных сигарет, а?

Дэн удивленно вскинул брови, прикидывая, стоит ли говорить Эвелин правду. Антея оплачивала все его счета, и жизнь их проходила в одних удовольствиях. Пожалуй, уже лет десять с лишним у Дэна не было никакой работы. А разговоры о всевозможных торговых сделках он вел для понту.

Только сейчас он осознал, что в свои сорок шесть лет не имеет никакой профессии, и испугался.

— Послушай, Дэн, ты же знаешь, что Кэйт не в состоянии тебя содержать. Так почему бы тебе снова не поработать страховым агентом? Мужчина ты видный, а для страхового агента это немаловажно. Любого сможешь обаять, особенно женщину!

Впервые в жизни Дэн не нашелся, что сказать, и опустил глаза. Ну как объяснить старухе, что он носит часы стоимостью в пять тысяч фунтов стерлингов? И самые дорогие костюмы? И все это на деньги Антеи, конечно. Что ему давно не приходится оплачивать счета и заботиться о хлебе насущном? Как ей растолковать, что Кэйт — его последний шанс, потому что при всех своих недостатках, существующих и воображаемых, она единственная знает ему настоящую цену!

Он глянул на свои часы «Роллекс», прикрыл глаза и с тяжелым вздохом заговорил наконец. Но слова не шли с языка — не так-то легко сказать правду.

— Послушайте, Эв, мне скоро пятьдесят, а я даже в младшие продавцы не гожусь. Ну, а если бы и годился, что из того? Десять; кусков в год, да? Ну, самое большее — пятнадцать! Да этого и на одежду не хватит…

Вместо сочувствия эти слова и жалостливый тон Дэна вызвали у Эвелин злость.

— Да ты послушай, что говоришь! — крикнула она в сердцах. — Здоровенный бугай жалуется, видите ли, на свою долю! Поменьше ублажал бы свой член, не очутился бы в таком положении!