— Не врешь?

— Нет. Я ж к бабке по делу зашел. Попросила рамки к иконам сделать. Размеры взял. А тут ее дочь приперлась. Коза облезлая. Ну, я с ней малость потарахтел и к тебе собрался.

— А о чем с Лилькой говорил?

— Полаялся! Дура она набитая. И голова у ней, как порожнее ведро. Едино звон и гордыня. Ума ни на понюшку! Бедная бабка с таким дитем.

— Так уж и полаялся?

— Да ты что? Уж не ревнуешь ли? — рассмеялся громко. И, обдав Шурку теплым взглядом, сказал тихо: — Ты ж глянь на себя! Кто ж эдакий цветок променяет на крапиву? А ну, пошли отсель! Нечего на меня гадать. Я весь — вот он! Нараспашку пред тобой. И никого другого мне не надо. Поехали к тебе.

— А я подумала, что ты неспроста тут объявился. По сердечным делам. Но скажи, откуда знаешь бабу Надю?

— Она у нас в стардоме жила. Дочка ссылала за карты из дому на три месяца. Даже жила в моей комнатухе несколько дней. Хорошая бабка. Ее в стардоме все уважали. Признали враз. И нынче вспоминают добром, — шел рядом с Шуркой. — А ты как узнала про бабку?

— Ее весь город знает. Все бабы. Мне и подсказали.

— Уже была у нее? Знаешь?

— Была с неделю назад.

— И что она сказала про меня? — усмехнулся Кузьма.

— Нам Лилька помешала. Воротилась с работы. Бабка увидела, скорей карты собрала и спрятала под стол. Мне велела вот в это время прийти. Да вишь, опять бы не повезло, та чума уже дома.

— Так уж и ничего не успела сказать? — не поверил Кузьма.

— Совсем мало.

— А что успела? — взял под руку Шурку. Та дрогнула. Глянула настороженно по сторонам. Вокруг шли люди. Но никто не оглядывался на них. Баба посмотрела в лицо Кузьмы, взглядом указала на его руку. Он взял руку женщины покрепче, прижал к себе без слов, пошел шаг в шаг. — Так что она успела сказать про меня?

— Ты ж не веришь, смеяться станешь.

— Не стану. Мне она тож гадала единожды. Пред тем как твоему Василию помереть. Верней, перед письмом. И еще про детей. Все верно сбылось…

— А про меня говорила?

— Не помню! Может, самую малость.

— Тебе Лилька не мешала. Значит, бабка успела все предсказать. Чего ж скрываешь?

— Нет, Шурка! Не лукавлю! Сказала баба Надя про нас, что будем вместе. Но это по картам. А я хочу по судьбе в том убедиться.

Подошли к остановке. Ни Шурка, ни Кузьма не смотрели на дорогу и не обратили внимания на такси, резко затормозившее неподалеку. Оно внезапно задом подъехало, остановилось напротив. Кузьма увидел Максима и покраснел, растерялся от неожиданности. Он все еще держал Шурку под руку. Но невольно вздрогнул, представив, что сейчас услышит не только он, а и баба.

— Ну, чего стоишь, как усрался? Я тебя в твоем притоне шарил по всем клеткам. А ты тут рассекаешь, баб клеишь!

— Чего тебе надо? — покрылся потом лоб. И свободная рука невольно схватила зятя за грудки. — Ты как смеешь, говнюк, так со мной говорить? — сверкнули молнии в глазах Кузьмы.

— С чего хвост поднял? Чего надрываешься? Довел Ольгу до слез! А сам кайфуешь, как падла?

— Получила за дело! Мало ей — добавлю! И тебе заодно! Выискался защитник сраный! А ну, пшел отсель! — трясло Кузьму.

— Ты чего? Перед бабой выставляешься? Так их у тебя больше, чем волос на башке. Из–за каждой не нагавкаешься!

— Слушай, ты, щенок! Она — не каждая! Понял? Она — моя! Из–за вас, выродков, у нас откладывалось! Теперь все! Будет. Кувыркайтесь как знаете! А меня оставьте! — отпустил Максима, увидев автобус.

— Дед! Давай я тебя подброшу! Садись, старый черт! С ветерком домчу. На хрен тебе автобус? Да и поговорить надо, — предложил зять.

— Лады! Только мы вдвоем! — повел к машине Шурку. Та несмело села в такси.

Зять, глянув в зеркало, спросил Кузьму:

— Куда поедем? Домой?

— К ней! — кивнул на Шурку и назвал адрес.

Максим вел машину легко, весело. И, глянув на Кузьму, произнес:

— Послушай, плесень…

— Я тебе не плесень! Еще раз услышу, язык до самой жопы вырву! — оборвал зятя резко. Тот ухмыльнулся:

— Ну хорошо, дед! Не бухти! Вякни лучше, когда виделся с моими мухоморами, о чем ботали? Зачем они к тебе возникли?

— Я Ольге все сказал. Должна была передать. Они по делу говорили. Все верно. И ей не с чего сопливиться. Мозгами, сердцем жить надо, не только выгодой. А тебя твои просили приехать. Совестно сказать, три месяца родителев не навещал, — пристыдил зятя. Тот оглянулся:

— Тебе бы заткнуться, плесень! Сам своих по полгода не наведываешь.

— А разве я должен? Иль они? К вам приди — едины беды. На куртку скопить не могу никак. Все на вас! А хоть кто спросил, как сам маюсь? Иль подмогли? Скоро бороды по коленки отрастут, а все в детях ходите! Когда на свои ноги встанете? Еще я навещать должон! — хмыкнул Кузьма, глянув на Шурку, доверчиво прижавшуюся к нему. Она не сводила глаз с дороги. И едва машина подъехала к дому, выскочила из нее, открыла калитку, впустила гостей.