Один из сыновей извлек тем временем кабанчика из мешка со спины второго убитого чужака. Кабанчик в каком-то странном оцепенении смотрел на хозяев, не издавая ни звука.

– Чудеса, да и только! – воскликнул юноша.

– Скорее колдовство… – возразил ему брат.

После двукратного набега ульфов на человеческие жилища колонаты приняли решение нести, в порядке очередности домов, дозор вокруг всего селения. Если же мужчин в той или иной семье не было, на дежурство выходили даже женщины – орудовать топором умели все.

Спустя неделю к селению Бребьер подошла пожилая женщина с двумя девочками. Двое дежуривших в тот день колонатов выставили вперед гонделаки, но женщина не остановилась: напротив, решительно приблизилась к одному из стражей настолько, что его гонделак буквально уперся ей в грудь.

– Я хочу поговорить с господином, хозяином вашего селения, – сказала незнакомка с таким странным саксонским выговором, что колонаты-стражи удивились: в здешних местах этот диалект не использовался уже очень давно.

– Откуда идете? – поинтересовались мужчины.

– Я и мои дочери, – женщина указала на девочек, – следуем из селения Отрош. Провели в пути уже несколько дней и хотели бы передохнуть. Вот только расплатиться нам, увы, нечем.

Замерзшие мужчины недоуменно переглянулись: и как только женщины умудрились проделать столь долгий путь пешком, да еще и по лютому морозу?

– Надо проводить их к Эрминетруде. Как женщина умная, она наверняка придумает, что с ними делать. Не ровен час, замерзнут и околеют потом от лихорадки, – решили стражи, посовещавшись.

Вскоре женщина и ее дочери стояли уже перед домом вдовы дефенсора. Эрминетруда, закутавшись в меховой плащ, вышла навстречу и, опершись на клюку, внимательно выслушала стражей.

– Отрош… Хм… Сколько живу – первый раз слышу о таком селении. Ну да, ладно, не в том суть, – молвила она и перевела взгляд на непрошеных гостей. – Надо думать, случилось нечто из рук вон выходящее, коли вы решились покинуть теплый очаг и отправиться в дальний путь? А куда, кстати, направлялись?

– В Ахен, – ответила женщина. – Хозяин нашего селения домогается до всех молоденьких девушек, а у меня, как видите, дочки подрастают… Хочу вот поискать защиты у наместника. Не зря же он поставлен королем для вершения справедливости на вверенных ему землях.

Эрминетруда тоже обратила внимание на своеобразный выговор женщины. Ей даже показалось, что однажды она уже слышала где-то подобный. Но вот где и при каких обстоятельствах, дефенсорша, сколько ни силилась, так и не вспомнила.

– Негоже тащить дочерей по холоду. Оставь их здесь! А сама, так и быть, ступай в Ахен, – решительно распорядилась Эрминетруда.

– Благодарю тебя, почтенная госпожа. Но мне, право, нечем расплатиться за твою доброту. Разве что этим… – Женщина распахнула плащ, сняла с себя пояс, украшенный серебряными бляхами, и протянула его Эрминетруде.

Вдова без раздумий приняла дар, поразившись необычной работе мастера: поясок явно был изготовлен не местными кузнецами.

Предвосхищая вполне резонный вопрос, женщина пояснила:

– Сей пояс очень старинный. Он принадлежал еще моей бабке, а ей, в свою очередь, перешел по наследству от ее матери…

Поцеловав на прощание дочерей, и поклонившись Эрминетруде, женщина двинулась к дороге, ведущей в Ахен. Больше ее никто не видел.

Засидевшись в замке из-за неослабевающих вот уже два месяца морозов, в один из дней Эстер решила все-таки совершить конную прогулку. По сложившейся уже привычке она отправилась в Озерный край, в жилище Гортензии, которое, увы, с некоторых пор опустело…

Подъехав к дому, Эстер спешилась и привязала лошадь к ограде. Сопровождающий госпожу страж заботливо накрыл спину животного шерстяной попоной.

С трудом отворив дверь – металлические петли проржавели и долго не желали поддаваться, – молодая женщина вошла внутрь. Мороз полностью сковал бывшее жилище матери: бычьи пузыри на окнах потрескались, стол, табуреты и тюфяк были покрыты толстым слоем изморози; в углу лежали замерзшие тела мышей-полевок… Из-за жестоких холодов Эстер не посещала Озерный край целых два месяца. Но все это время она безмерно тосковала и по матери, и по травяным настойкам, коими та потчевала гостей, и по ее улыбке, и вообще по тому чувству спокойствия и уверенности, которые умела вселять в души людей только она, отшельница Гортензия…

Эстер подошла к сундуку: металлические оковы серебрились густым слоем инея. Не сразу, но крышка все-таки скрипнула и подалась, обнажив содержимое. Вот уже полгода прошло с того дня, как умерла Гортензия, а Эстер до сих пор так и не способилась разобрать материнские вещи. Впрочем, сегодня тоже не самый подходящий момент для этого. Эстер трепетно дотронулась до одежды матери. Всепроникающий иней образовал на ткани прочную корку.

К утру следующего дня у Эстер начался жар, перешедший затем в сильный, буквально удушающий кашель. А спустя еще неделю она умирала точно так же, как много лет назад ее старшая сестра Присцилла…