Шрифт:
Хлодвиг прикрыл глаза, и в памяти тотчас всплыл образ нежной и кроткой Амалаберги, подчинившейся его воле и превратившейся потом из королевы франков в наложницу. Неожиданно он явственно ощутил даже запах ее кожи. А потом вспомнил и сына – маленького темноглазого мальчуган Тьерри, которого он фактически добровольно отверг. Что, интересно, с ним сталось? Жив ли? Простил ли отца?..
С Тьерри мысли короля перескочили на Тиудиготу – гордую жену побежденного Алария, которая участи наложницы предпочла смерть. Однако как же горячи были проведенные в ее объятиях ночи, хотя поначалу она и вела себя холодно и неприступно!..
И вот уже Хлодвих увидел себя совсем юным, вспомнил свою первую битву. Неожиданно из тайников памяти всплыли слова сероглазой вёльфы: «В твоей груди бьется сердце храброго воина. Ты достигнешь всего, чего желаешь: славы, богатства, могущества. Я вижу четырех твоих сыновей, и все они достойны тебя. Но своего первенца ты отвергнешь… в угоду женщине. И напрасно: рано или поздно он все равно станет королем…»
Хлодвиг открыл глаза и стряхнул невольно набежавшую слезу. Виночерпий подал ему чашу с вином, и он жадно припал к ней, осушив почти залпом.
«Вёльфа оказалась права: у меня четверо сыновей, но самого первого из них я отверг и вот уже много лет почти даже не вспоминаю о нем. Однако что значат ее заключительные слова? Уж не то ли, что Тьерри набрался сил и готов свергнуть меня?»
Размышления Хлодвига были прерваны повлением в тронном зале сенешаля. Поклонившись, тот доложил:
– К вам прибыли послы остготов из Нарбонской Галлии, о, повелитель!
– Пусть войдут! – распорядился Хлодвиг.
Глава 3
Спустя несколько дней Теодорих в сопровождении личной свиты и отряда воинов отправился из Ахена в Лютецию, новую столицу франкского королевства. Приходилось спешить – король Хлодвиг слабел день ото дня.
Теодориху предстояло проделать почти тот же путь, что и много лет назад, когда он мальчишкой вынужден был покинуть Суассон. По дороге регент решил совершить небольшой крюк, дабы посетить Виенн – селение, которое покинул когда-то столь стремительно, что даже не попрощался с Эйнаром и Клерет.
К удивлению Теодориха, Виенн уже не выглядел маленьким захудалым селением: теперь его окружали ров и добротный высокий деревянный частокол, за которым возвышались аккуратные дозорные башенки. Стражники, завидев приблизившийся к селению богатый кортеж, тотчас зазвонили в специальные сигнальные колокола, и ворота распахнулись, а на ров опустился небольшой подъемный мост. Теодорих не успевал диву даваться: «Неужели предо мной – Виенн, владение бенефициария Детборга?! И кто же здесь теперь, интересно, занимает пост дефенсора? Вряд ли Фрасуарт до сих пор жив…»
Кортеж Теодориха въехал в селение и остановился на центральной площади. Знатный гость не узнавал окрестностей: нынешние здания были высокими, крепкими, к каждому дому вела дощатая мостовая… Суассон, да и только!
Из одного из домов, самого солидного и высокого, вышла пара – мужчина примерно того же возраста, что и Теодорих, и белокурая женщина. Приблизившись, они почтительно поклонились и представились:
– Господа, мы рады приветствовать вас в Виенне! Я – дефенсор Эйнар Мудрый, а это моя жена Клерет.
Женщина улыбнулась и смущенно поправила лежавшие на груди тяжелые косы, оплетенные кожаными шнурками.
Теодорих украдкой вздохнул: увы, время не пощадило ни его самого, ни его друзей. Однако глаза отважной дочери кузнеца, подарившей ему когда-то свою первую девичью любовь, светились по-прежнему молодо.
Теодорих спешился, подошел к супружеской паре, снял с шеи золотую цепь и накинул ее Эйнару на шею.
– Как военачальник и регент Ахенского домена, дарую тебе сей подарок в знак нашей прежней дружбы. Не узнал меня, Эйнар Мудрый? Я – Теодорих.
Эйнар от неожиданности застыл, не в силах вымолвить ни слова. На широко распахнувшиеся глаза Клерет навернулись слезы.
– Сколько лет прошло! Как же нам теперь к вам обращаться, господин регент? – спросила она.
Теодорих улыбнулся:
– Называйте как и прежде, просто по имени, Теодорихом.
– Господин Теодорих, – вышел из состояния оцепенения Эйнар, – вы к нам надолго? – Лицо его буквально сияло от радости.
– Мои люди устали, так что, думаю, переночуем. А на рассвете – снова в путь.