Мими опустила глаза, а Гаснер, поняв в чем дело, тихо вздохнул: «У-ва!» Но все же одна примета вызывала сомнение. Комиссионер сказал, что господин был одет в коричневую шубу на меху с большим воротником: «Как у банкиров, сударыня! Поверьте, я разбираюсь в мехах.»

Мими и Гаснера не покидала тревога. Шампанское, коробки с шоколадом, ананасы лежали, и Мими не могла к ним притронуться.

Однако долго им не пришлось ломать себе голову: примерно в полдень пожаловал сам Лулу. Он действительно был в роскошной шубе, с сигарой во рту, а под глазом красовался синяк. Сняв чинно шляпу и опустив скромно глаза, Лулу монотонно, словно на исповеди, стал просить присутствующих забыть все, что случилось накануне.

— Я был изрядно пьян. И, несомненно, совершенно случайно, приняв пиджак господина Гаснера за свой, полез в карман. Я готов сейчас же разорвать здесь в десять раз большую сумму, чем была в бумажнике, я не мелочен! Слово чести офицера!..

Весь день компания пила шампанское, ела шоколад и ананасы, шумела, веселилась… Угощал Лулу. Он убеждал, что у него гораздо больше наличных денег, чем у Гаснера товаров в магазине. А Гаснер уже с завистью поглядывал на брата Мимочки и между делом поедал шоколад, будто это были семечки. Он ел и думал про себя: «А почему нет, если можно даром? И он у меня в прошлый раз так лопал, что я не знаю, как у него живот тогда не треснул!.. Но ему — ничего. Денег много и кутит себе! А человек он, видно, таки да большой… Голодранец и думать не может о таком пальте. А воротник? Это же настоящий соболь! Значит, у него, наверное, и валюта есть. С таким надо знаться. Может, мне еще суждено открыть на паях с ним какое-нибудь дело? А что? Почему бы и нет? Из него может выйти хороший кумпанион!.. Но синячок — у-ва! Светит, как бирлиант! Чтоб у Шмай Хаимовича был такой на его паршивом языке, как он мне надоел с его конкуренцией!»

Лулу чокался и лихо опрокидывал бокал за бокалом. Мими казалось, что это совсем другой Лулу. Он держался неприступно. А Гаснер, охмелев, на этот раз сам полез целовать Лулу.

Вскоре Лулу собрался уходить, сославшись на какое-то деловое свидание, и пообещал повезти завтра Мими и Гаснера в казино «Синайю» за свой счет.

Мими слушала и не верила своим ушам. Но такой случай нельзя было упустить, и она сказала, что для этого ей необходим соответствующий туалет. Лулу без промедления выложил две тысячи лей. Гаснер широко раскрыл глаза, а после ухода Лулу пообещал, что как только у него спадет опухоль, он сделает ей подарок намного дороже…

— Я кумерсант! У меня слово, уже не спрашивай… Сказано — опечатано!..

Мими поцеловала Гаснера в опухшую щеку и стала расхваливать Лулу. Ей было приятно, что человек, которого она выдала за брата, не проходимец…

Тогда Гаснер рассказал ей свой план — открыть какое-нибудь дело на паях с Лулу:

— Если уже деньги есть, так они должны давать прибыль! Не то они, как вода, испарятся.

Мими понравилась эта мысль, и она долго мечтала вслух… В тот вечер Гаснер остался у нее. А рано утром, когда они еще спали крепким сном, в дверь постучали. Услышав голос Лулу, Мими и Гаснер обрадовались — значит, сейчас они поедут в «Синайю»… Правда, Гаснер немного огорчался, что опухоль у него еще не спала, а Мими, что не успела заказать новый туалет… «Но это не так уж страшно!» — решили оба.

Мими открыла дверь. В прихожей было темно, и она, не взглянув на Лулу, вернулась в комнату и нырнула под одеяло. Когда Лулу вошел, Мими и Гаснер вытаращили глаза: посиневший от холода, он был в каком-то куценьком зеленом пиджачке, а парусиновые светлые брючки были настолько коротки и узки, что их можно было принять за нижнее белье… Мими пригляделась и узнала брюки: они были куплены ею год или полтора назад, когда она жила еще на знаменитой Круча де пятрэ в притоне «Мадемуазель Нинуш». Но что больше всего «шло» Лулу, это провалившийся по самые уши здоровенный цилиндр… Если бы не ранний час, полицейские и близко не подпустили бы его в таком наряде к центральным улицам.

Пораженный Гаснер сочувственно спросил:

— Это так раздеты шли по такому морозу?

— Так и шел. Я не иуда, чтобы бояться холода! — огрызнулся Лулу, стараясь не показать, как он убит. Однако вид его был настолько жалок, что Гаснер сразу понял: больше ни о чем не надо спрашивать. Он лишь тихо сказал:

— У-ва! А какой воротник был!

Мими вдруг истерически расхохоталась, а Лулу все так же важно подошел к столу, потер озябшие руки и, вылив в первый попавшийся бокал остаток шампанского, опрокинул его в горло.

Пренебрежительно оглядев продолжавшую смеяться Мими, он сдвинул цилиндр на затылок и сказал:

— Прошу извинить, но наше путешествие придется отложить. Так случилось… Я игрок! Да, игрок, слово чести! Позавчера везло, а ночью повернуло обратно! Получается точно как сказал великий Галилей: «жизнь — колесо!» Теперь и я понимаю, что он был прав! Но только я добавлю, что колесо это вертится!.. Сегодня проиграл, а завтра колесо снова повернется — и я выиграю… Слово чести офицера!.. Но пока, Мими, верни мои две тысячи, и я не стану вас задерживать. Иначе при таком морозе мне насморка не миновать, слово чести!..

Мими достала из-под подушки две купюры по тысяче лей и швырнула их под ноги Лулу.

Лулу нагло посмотрел на Гаснера.

— Ваш бог Моисей тоже как-то оказался в затруднении. Он тогда сказал: «Кто жалуется, что бульон жидкий, а я жалуюсь, что жемчуг мелкий!» Так и у меня… Отыграюсь и буду снова жаловаться, что жемчуг мелкий. Слово чести, отыграюсь!

— Давай братец, проваливай! — крикнула Мими.

Лулу приподнял цилиндр и спокойно сказал:

— Оревуар!..

Мими подтолкнула Лулу и захлопнула за ним дверь. В соседнем номере послышался женский смех. Кто-то крикнул: