Тогда взор Султана обратился на Город Ветров. Там через разных посредников ему удалось наметить одного армянина — сына хозяина кафе. Деньги у него были, и на выкуп в тридцать-сорок тысяч долларов он вполне мог раскошелиться. К тому же, влиятельной родни армяне там не имели, поэтому мести можно было не опасаться.

Местные бандиты-горцы, получив аванс от Садаева, полторы недели «пасли» Ашота. На всякий случай они через день меняли машины, попеременно ездя за ним по пятам то на «Джипе» с тонированными стёклами, то на «Мерседесе». Но парень оказался на редкость беспечным. Он в упор не замечал «хвоста». Осмелев, бандиты сделались наглее, почти перестав шифроваться.

Отследив все его городские маршруты, горцы решили схватить Ашота рано утром, прямо у дома, когда тот пойдёт на занятия. Один из них даже заглянул накануне на юридический факультет и старательно перекатал его расписание, чтобы точно прикинуть, когда тот выйдет на улицу. О том, что в этот день парень будет без машины, бандиты знали.

Двор Ашота ранним утром всегда бывал пуст. Выехав через переулок на широкую оживлённую улицу можно было быстро затеряться в шумном потоке машин. В то утро даже погода им благоволила: в жуткий ледяной ветер прохожих не было вообще.

Появление Николая оказалось для их неожиданным, и пару минут, что тот топтался посреди двора, дожидаясь забывшего тетрадь армянина, они оживлённо совещались в машине, как теперь поступить.

Поначалу бандиты хотели просто пристрелить Николая на месте как ненужного свидетеля. Но старший — командовавший всем рыжий Гамзат — рассудил иначе. Он подумал, что убивать просто так невыгодно, и решил всучить Николая Султану в довесок к первому пленнику.

— Отвечаю, возьмёт — куда он денется, — заявил он уверенно.

В Чечню их привезли закованными в наручники и с мешками на головах. Чтобы машины не проверяли на блокпостах, в них, вместе с ними ехали милицейские офицеры, которые тоже были в доле с работорговцами.

Поначалу Идрис Садаев, который встречал их на границе, брать второго невольника не соглашался. Он долго отнекивался и тряс головой, повторяя:

— Мы так не договаривались.

Но тогда Гамзат выхватил из-за пояса пистолет и решительно приставил его к голове обмершего Николая:

— Если не возьмёшь — пристрелю, отвечаю. Мне он на хрен не нужен.

— Брат этого русского не заказывал.

— Да возьми, да! За «штуку» баксов отдаю — даром, считай.

В итоге, поторговавшись, сошлись на восьмистах. Идрис вспомнил, что у брата шла стройка, и пленный солдат работал слишком медленно.

Станислав осторожно ссыпал в корыто сухой цемент, плеснул из грязного заляпанного ведра водой и тщательно перемешал лопаткой чавкающую жижу. Потом взял в руки мастерок и принялся класть кирпичи, неторопливо промазывая раствором щели между ними. Гаджимурад то и дело выглядывал из дома и, видя, что раб трудится усердно, радостно скалил зубы.

День тянулся долго. И когда на двор легли длинные вечерние тени, жутко уставший, мучимый голодом Станислав всё ещё работал, продолжая месить раствор своими изъеденными цементом руками. Но они, задубевшие, с растрескавшейся на ладонях кожей, слушались всё хуже. Его изодранная солдатская куртка, промокшая от пота, висела рядом, на сучке дерева.

Солдат усердствовал с умыслом. Этим он хотел усыпить бдительность Гаджимурада, который поначалу глаз с него не спускал. Сидел целый день на корточках у дома, плевал под ноги длинной противной слюной да покрикивал на раба, подгоняя палкой. Теперь же этот надсмотрщик, в котором Станислав сразу разглядел хоть и бдительного, но тупого цербера, подрасслабился. Убедившись, что рабы, надёжно скованные, работают хорошо и не отлынивают, он уходил в дом или надолго отправлялся к соседям. Это радовало солдата, и надежды на удачный побег вспыхивали в нём с новой силой.

В станице пахло весной. От влажных, разогретых солнцем комьев чёрной перекопанной земли тихими ясными вечерами валил пар. Где-то за домами нёс свои мутные воды Терек.

«Ну и благодать же здесь, — вздыхал невольник — И всё этим гадам досталось. У нас-то под Новгородом ещё зима небось, снег лежит повсюду. Ну, или на крайняк грязь под ногами хлюпает. А тут уж деревья не сегодня-завтра зацветут».

И он со щемящей тоской посмотрел на набухшие почки какого-то странного, невысокого, изящного и ветвистого дерева. Такие в его краях не росли.

Вспомнил, как позапрошлой весной, когда его дивизия только входила в Чечню, один солдат из кубанской станицы показал ему эти деревья в садах и сказал, что это персики.

— Видал, Стас? — хохотнул тот. — Гляди, пока жив. А то всё ж на юга попал. У вас там, небось, ничего, кроме картошки, и не растёт?

У кубанца был странный, забавлявший Станислава говор. Он «хэкал», то есть, произносил «г» мягко, протяжно. Так и говорил: «хляди» вместо «гляди». Позже ему объяснили, что на Кубани почти все так говорят.