Человека отпустили на волю, выплатив ему за лечение, возместив ущерб, причиненный здоровью ретивыми сотрудниками милиции. С тех пор его дом и самого Егора обходили стороной. Да оно и понятно — многих тогда уволили. А двое пошли под суд, получив по три года заключения за увечья.

Прошло время. Егор поправился. Но продолжал жить угрюмым одиночкой, обиженным на весь белый свет.

— Вы уж извините, что побеспокоил, — обратился Потапов к Егору.

Тот удивленно глянул на чекиста.

— Ты это с чего? Зачем передо мной хвостом метешь? Ведь ты мне душу спас! Зачем извиняешься? — оборвал Егор. И спросил: — Зачем звал? Вякай враз!

Потапов растерялся от прямолинейной грубости человека. И тогда на помощь другу пришел Соколов, начавший разговор с самой сути, быстро прояснил ситуацию, сказал Егору, что требуется от него.

— Кентов я посеял. А без них что изображу?

— Найди своих. За сколько управишься? — спросил Вадим.

— А хрен меня знает. Как подфартит! Может, нынче всех достану, если откинуться не успели в жмуры. А не обломится своих сфаловать, придется другим подмазать. За три дня — уложусь… — глянул на Александра вприщур и добавил: — Но враз ботаю! Сам себе не возьму с этого дела. А вот за кентов — не ручаюсь… Коль тряхнут они Левана — не взыщи. И легавые ко мне пусть не возникают! — Уходя, оглянулся от двери. — Тебе они для клетки? Иль можно их «мокрить»?

— Лучше живыми!

— Тогда хреновей! Кентов уломать сложней.

— Егор! Тут уж как получится! Главное, чтобы никто из банды сбежать не смог! — сказал Соколов.

Егор ушел. Александр с Вадимом всю эту ночь не могли уснуть. Прислушивались к голосам улицы. Но там было тихо так, что становилось жутко.

— Спасибо вам, ребята, за находчивость. Это самый верный шаг в этом деле! Надо лишь милицию предупредить, чтоб не подпортила своим вмешательством. Не навредила! — заторопился к телефону генерал, старый, опытный чекист. Ему тоже не спалось. Он вскоре снова вернулся. И, оглядев обоих чекистов, сказал с грустью: — Трудно вам приходится теперь. Все я понимаю. Раньше оно как было: каждый отдел вел свою работу. Одни — контрразведкой, другие — контрабандой занимались. А теперь универсалами пришлось стать. Не хватает кадров. Мы — не милиция. Всех желающих не берем. А и то отсев имеется. Со средствами туго стало. Раньше у нас с милицией и прокуратурой обязанности были разграничены. И меж нами — высоченный забор имелся. Никто не рисковал вмешиваться в нашу работу. Боялись порог переступить, оглянуться. А теперь? Там — помоги милиции, прокуратуре! Вытащи их из грязи и позора. Пошлите своих ребят на помощь! Защитите! Мы ж никого о том не просим! Да и что толку? Все равно никто не поможет. И наше за нас — не сделает… Хотел бы я дать вам отдых. Обоим! Но никак не получается. Порою даже мне кажется, что в нашем городе нет нормальных людей, — продолжил тихо.

— Вот и я вчера пришел домой. А жена ни кухне с соседкой говорит. Глянул я на ту бабенку, а у нее сверху и вовсе ничего нет. Только голые ноги. И вся задница наружу гуляет. Я как гаркнул на нее: «Чего расселась здесь?! Нечего сюда всяким заползать!» Вижу — мой сын, еще в школу не ходит, а уже под стол забрался и рассматривает эту соседку, из чего баба состоит. Ну и выпер ее! Жена — в слезы. Оказалось — учительница, коллега моей жены. Интересно, чему она научит ребятню, если ей ни сесть, ни встать нельзя! Нет! Я не против моды! Но в разумных пределах! Ведь эту учительницу за путанку принял! Иного не подумал о ней! Жена до сих пор на меня обижается за грубость! А все оттого, что на работе с иными не сталкиваемся! — признался Соколов.

— А я думал, ты всех своих соседок знаешь, — рассмеялся Потапов.

— Послушай мой тебе совет: навести один раз Софкин притон! Ведь случается нужда встретиться с ее вышибалами. Ты когда ее девок увидишь, поймешь меня. Да и своя ошибка была. Так что в отношении баб я не болею доверчивостью. А уж ретивое… Давно забыто! Мне бы выспаться хоть разок! Так устал спать на стульях по два часа в сутки! После такой ночи не то на соседку не глянешь, забудешь, зачем жена имеется, — отмахнулся Соколов устало.

— А мне и того хуже пришлось. На днях Люся объявила мне, что моя Аленка стала студенткой мединститута. Я и ляпнул: «А когда она школу закончила?» Ну, дочка в слезы, жена— с упреком. Мне от стыда хоть сквозь землю провались. Так и не увидел, когда дети выросли. Все на жену взвалил. Считал ее белокурой девочкой. А недавно глянул — она вся седая. Стыдно стало, горько на душе. Ведь вот из–за меня все это. Мало добрых слов ей говорил, мало помогал, редко был с нею. А она и за детей, и за меня переживала Старалась не огорчать. Все на своих плечах вынесла. Вот тебе и слабая половина! Выходит, что я у нее вроде третьего ребенка. Всегда в последышах. Потому больше всех хлопот ей доставляю, — вздохнул Сашка. И добавил: — Уж и не знаю, как бы жил без нее?

— Я со своею женой почти сорок лет живу. Не все гладко поначалу складывалось. Все не верила, что на работе допоздна задерживаюсь. Сколько плакала, просила уйти из органов. Грозила уехать к матери, оставить меня. Я уговаривал, убеждал. А потом устал и сказал ей: мол, поступай, как хочешь! Уедешь, значит не любила, не нужен тебе. Какой смысл силой тебя держать. Пока молода, может, найдешь того, кто всегда рядом будет. Но станет ли он любить тебя? Я больше не держу. Птица в клетке всегда о воле мечтает. Считай себя свободной! А сам на работу ушел. Чего мне стоил тот денек, говорить не надо. Издергался. Нервы на пределе. Тысячу раз хотел позвонить ей и всякий раз сдерживался, запрещал себе, К тому времени мы уже семь лет вместе прожили. Сижу на работе, как на иголках. Так домой хочется. Хоть одним глазом глянуть, осталась или уехала. Но гордость держала. Хотя, ну как назло, день был спокойным и уйти с работы мог пораньше. Даже сотрудники удивлялись, чего это я к стулу прирос. Но мне нужно было выдержать. И она не звонила. Тоже характер решила показать. А может, ждала, пока я сломаюсь. Ан не выгорело. Я в тот день пришел позднее обычного. Она свет выключила. Ждала, прибегу ли в спальню глянуть, на месте ли она? Но я удержал себя! Залез в ванну, помылся, потом поел. Сижу на кухне. И тут она не выдержала. Устала прикидываться спящей. Пришла на кухню и говорит: «Кремень ты, а не мужик! Выдержке твоей позавидуешь! Твоя взяла! Прости». С тех пор истерики как рукой сняло. Ни слез, ни угроз, ни скандалов. И теща перестала в нашу жизнь соваться. Раньше каждый месяц приезжала. С того дня — раз в год не дозовешься. Отбил я ей все желание нашу семью разбить и меня как на поводке держать. Сами живем, троих детей вырастили. Теперь — пятеро внуков. Семья большая. Жена зачастую забывает, что еще и я у нее имеюсь. А обидно! Порою так хочется, чтобы хоть раз, как когда–то, приревновала иль попросила прийти пораньше. Теперь уж не дождусь… Обрубил сам, навсегда… Зато все годы жил спокойно, — поделился генерал, погасив в седых усах озорную мальчишечью улыбку.

— Мне Люся по секрету сказала, что дочке один однокурсник звонит всегда. Даже в горсад она с ним ходит. Может, у моей Аленки уже свои сердечные секреты есть? И я скоро стану дедом?

— Когда на пенсию пойдешь. До того не мечтай! — оборвал Соколов и вслушался в тишину города, показавшуюся зловещей.

Нет, ни звука, ни шелеста не просочилось в открытое окно, но на душе было тревожно.

— Сегодняшние сводки не радуют. Просмотрел и сердце заболело. За прошедшую неделю только по России погибли двенадцать наших ребят–чекистов. Нет, не на войне! В городах и поселках… От рук киллеров, рэкетиров! Да на заданиях шестеро… Самолет спасали, пассажиров… От террористов. Всех живьем взяли. Но половина ребят уже не вернулась. Черт! Да за такое! — сдавил край стола генерал до хруста суставов, в глазах огни заметались. — Эти сволочи срок отсидят и вернутся домой живыми! Какое кощунство! Их даже обругать не смей! Пальцем тронуть не вздумай! А как пережить, если руководителем группы спасения был мой друг — Тимофей Ильин! Теперь его нет! Убили изверги! Гранату бросили. В ребят! Если бы не пассажиры… Ими не хотели рисковать. А то бы! Взорвать бы тот самолет! Вместе с гадами! Они лучшего не заслуживают! — кипел генерал. — Мы с Тимкой Ильиным в разведке всю войну прошли, — опустил голову.