Трудное положение сложилось, конечно, в городе, но не такое уж мрачное и безнадежное, как хотели бы думцы. Главное было в том, что даже сегодня, в первый день организованного саботажа, ни одно из крупных предприятий городского хозяйства, ни один отдел управы полностью работу не прекратили. Хоть вполсилы, хоть в четверть силы, но все же работали. В трамвайных парках руководство взяли на себя местные комитеты, в которых решающее слово принадлежало большевикам. И уже после полудня на линию добавочно вышли десятки вагонов. К водопроводчикам отправились рабочие из нового состава думы. Места телефонисток заняли революционные солдаты-связисты.

Это, конечно, временные меры. Требовалось как можно скорее строить новый аппарат городского самоуправления. Но прежде чем строить, надо расчистить площадку. Аппарат управы насчитывал около тысячи сотрудников. А если брать все канцелярии, комиссии, особые присутствия, подчинявшиеся городскому голове, то количество служащих возрастало почти до двух тысяч. Разве нельзя обойтись меньшими силами?

Михаил Иванович уточнил, сколько служащих вышло в этот день на работу. Оказалось: около ста низших, десять средних и высших. Это люди надежные, им можно доверить руководящие посты. А тех, кто не явился, - уволить. Если кто-либо одумается и придет, таких принимать на службу заново, при одном обязательном условии: он должен дать твердое обещание работать добросовестно.

Раздался стук в дверь, и Михаил Иванович увидел на пороге Ивана Евсеевича Евсеева. Обрадовался ему, как родному. От степенного, основательного Евсеича словно бы веяло доброжелательной уверенностью. После улицы, в натопленном помещении, ему было жарко, на раскрасневшемся лице заметнее выделялись рябинки-оспинки. Под расстегнутым воротом кожаной куртки виднелась добротная шерстяная фуфайка.

– Извините, Михаил Иванович: приказ безусловно получил в срок, а добирался долго. Трамваи не ходят. Говорят, новый городской голова не может порядок установить.

– А кто говорит?
– прищурился Калинин.

– Какие-то темные личности глотки надрывают. Кое-кого мы уняли по дороге. Но трамваев на нашей линии нет.

– Будут, Евсеич. Ты поможешь и другие товарищи, а как же иначе? Сколько человек с тобой?

– Десять красногвардейцев и десять матросов.

– Разбей их на группы по три-четыре человека, возьми у секретаря адреса и отправляйтесь по квартирам. Это артельщики, бухгалтеры, кассиры, кладовщики. Они не только сами бросили работу, но и унесли ведомости, учетные книги, ключи от касс, кладовок и складов. Сами они как хотят, но ключи и документы должны быть у нас. Кладовщиками и кассирами временно будут красногвардейцы.

– Понятно. Заводские, значит, пока останутся в вашем распоряжении. А я буду с матросами.

– Тебе тонкая работа предстоит, Евсеич. Шрейдер-то все еще заседает, зал занимает. Неуверенность у людей создает: вроде бы две думы, две власти в городе. Ты завтра приезжай пораньше и поставь матросские караулы у дверей. Чтобы в зал заседаний ни один человек не прошел.

– Выполним, безусловно, - заверил Иван Евсеевич и, поняв, что деловой разговор окончен, произнес с улыбкой: - Между прочим, в приемной женщина ждет. Знакомая. Не захотела передо мной идти.

Михаил Иванович распахнул дверь.

– Катя? Алексеева? Ну, здравствуй, здравствуй!

– До завтра, - Евсеев, продолжая улыбаться, надвинул кожаную кепку и, поскрипывая сапогами, вышел в коридор.

– Проведать решила, - Катя разматывала теплый платок, не спуская с Калинина глаз.
– Какой вы теперь стали у нас, Михаил Иванович! Хозяин всего города! Нелегко, поди, здесь!

– Свой груз, своя ноша - они не тянут. Тебе ведь тоже небось вздохнуть некогда?

– Ох, достается, Михаил Иванович! И у нас ведь эти... саботажники объявились. За двоих, за троих работаем. Но у нас в Лесновском-то районе лучше, чем у других, больше сознательных. Вы землемера помните? Длиннющий такой, худой, руками размахивает, вроде мельница крыльями?

– Так и не решили мы с ним вопрос о границах района. Теперь, впрочем, это легче - пусть зайдет ко мне.

– Какой ведь ворчун-то был, всегда недовольный, всегда торопился: одно дело у него горит, другое пылает, всякое начальство никуда не годное, бросать надо службу и баста! Ему, с таким настроением, теперь, кажется, только бы волынить, только бы дома сидеть, а он в управе с утра до вечера. Можно сказать - без сна и без отдыха.

– Такие люди нам позарез нужны, - обрадовался Калинин.
– Пусть обязательно сюда придет - слышишь, Катя? Может, поручим ему огородные заботы...

– Какие могут быть огороды, Михаил Иванович, мороз на дворе.

– Самое время телегу к лету готовить. Голод, Катя, на пороге стоит. Хлеб на учет берем - каждый пуд. И в городе и в округе. Крупы на исходе. Кое-что провинция даст, зиму перебьемся. Но и на следующий год падежды плохие. Вот и хочу я свободные земли вокруг города под огороды использовать. Картошку свою вырастим, лук, морковку. Но это со знающими людьми обмозговать надо.

– Морковка очень детям полезна, - вздохнула Катя.
– А мы уж и забыли, какая она.