Вот… замкнулся круг. «Что происходит?» – это вообще тот вопрос, который я задаю себе под разными соусами все чаще и чаще. И если так пойдет дальше, ответ на него будет значить для меня не меньше, чем возможность посмотреть в Зеркало богов. Дело в том, что я любопытен от природы. И смертельно не люблю, когда со мной играют втемную – а сейчас кто-то или что-то явно этим занимается.

Я вообще-то могу считать себя человеком действия, но иногда бывает очень даже полезно остановиться и крепко подумать. Беда в том, что остановиться все никак не получается. Мы вынуждены все время действовать, на подумать времени не остается. И прем мы напролом, прем, удивляемся, качаем головами – и снова прем. Снова удивляемся – тому, что до сих пор живы, – и по новой…

Вот сейчас мы никакими особыми действиями не заняты – дрейфуем себе вниз по реке, уцепившись за бревно, столь любезно предоставившее нам свои услуги. Очень кстати, что ему оказалось с нами по пути. Хотя я еще не видел бревен, без посторонней помощи плывущих против течения.

Боги, что за бред в голову лезет! И это вместо того, чтобы как следует поразмыслить о наших насущных проблемах и странностях последних дней. Это оттого, что вода почему-то зверски холодная. С чего бы это – не пойму. Воздух даже ночью самое большее прохладен, а вода…

Я стараюсь как можно активней шевелить ногами под водой, но помогает это слабо. Завидую Лаите и Эписанфу – проявив неожиданную галантность, Гиеагр уступил им место на бревне. Забодай меня Телец, если уж боги были столь великодушны, послав нам это бревно, разве не могли они продлить это свое великодушие еще на несколько локтей?

Мысленно отвешиваю себе солидный подзатыльник и прошу прощения у богов. Так и беду накликать недолго. Впрочем, беды сыплются на нас таким щедрым дождем, что меня очень удивит затянувшаяся пауза в этой череде напастей.

Тут река внезапно вынырнула из леса. Именно внезапно – обернувшись, я увидел плотную стену деревьев, без всякого подлеска. Впереди – равнина, украшенная редкими невысокими холмиками. Так все мило и трогательно, с ума сойти. Только я уже не верю в безобидность самого идиллического пейзажа. После сумасшедших гор и чудовищных птиц лес нам тоже спасительным показался…

И все же – все же я определенно почувствовал некоторое воодушевление. Страшный лес позади, и, значит, мы еще на шаг ближе к цели. О том, каким будет следующий шаг, я сейчас задумываться не желаю.

Похоже, мое настроение разделяют и остальные. Мильк выдыхает:

– Выбрались.

Глаз довольно хмыкает, а Гиеагр издает некое подобие победного клича. Даже Эписанф начинает ерзать на бревне как-то радостно. И только Лаита по-прежнему напоминает неподвижное изваяние. Чувствует ли она холод, боль, страх? Иногда я задаюсь этими странными вопросами.

– Не пора ли нам причалить? – кричу я. Громче, чем нужно, – чтобы избавиться от дурных мыслей, сбросить с себя липкую паутину страха и самому поверить, что все у нас идет отлично.

– Я бы предпочел проплыть еще немного, если ты не возражаешь. – Гиеагр сама любезность. Наверное, и ему слегка не по себе. – Чем дальше мы отплываем от этого леса, тем лучше я себя чувствую.

Наверное, еще вчера я бы стал спорить – хотя бы просто из духа противоречия, чтобы варвар не возомнил о себе слишком многого. Но после безумного леса, когда мы готовы были поубивать друг друга за любое неосторожное слово…

– Ладно, дружище. Полагаю, ты прав. – Я испытываю подлинное наслаждение от собственной вежливости. Если бы стучащие зубы не мешали мне говорить, я бы наверное ввернул еще парочку изысканных периодов, вспомнив лучшее, чему меня учили в академии.

Правда, через несколько минут мне хочется утопить собственную вежливость в этой проклятой реке, желательно вместе с Гиеагром. Или просто выбраться на берег, предоставив этому дуболому плыть до тех пор, пока кровь не застынет в его жилах.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы Эписанф вдруг не воскликнул:

– Смотрите!

Естественно, мы посмотрели – все, даже Лаита, как один повернули голову в сторону левого – более крутого – берега. Там находилась весьма веская причина немедленно причалить – полуразвалившийся дом, странный, сложенный из бревен и с наполовину съехавшей набок крышей. С первого взгляда было заметно и то, что в этом доме давно никто не живет, и то, что это просто шикарный приют для нашей измотанной компании.

Не говоря больше ни слова, мы рьяно принялись грести к левому берегу. Выбравшись на сушу первым (наверное, я промерз сильнее остальных), я подал руку Лаите и только после этого обернулся. Гиеагр, Глаз, Мильк стояли рядом со мной и подобно мне замерли, погрузившись в задумчивость.

«Наша» лачуга отнюдь не была одинокой – она просто располагалась ближе всех к реке, и ее не скрывал высокий берег. Буквально в двух десятках шагов стояла еще одна, и еще, еще… Казалось, целый город спустился к реке, спустился, чтобы умереть. Ибо каждый дом был почти точной копией первого, увиденного нами.