Шрифт:
Говорит рассказчик:
— Горем охваченный, в толпе друзей я долго стоял у знакомых дверей, ожидая хороших ли, дурных ли вестей. Наша надежда казалась зыбкой, но сын Абу Зейда к нам вышел с улыбкой. И мы обступили его с расспросами, о друге своем забросали вопросами. Он сказал:
— Положение тяжким было, сильно его лихорадка била, здоровье она истощила вконец, на краю гибели был мой отец. Но теперь он очнулся, и силы его укрепил Аллах — возвращайтесь домой и отбросьте страх: вот-вот он встанет, начнет ходить и снова вином вас будет поить.
Можно ли радость друзей описать? Абу Зейда все хотят повидать! Сын вошел к отцу спросить для нас позволения и скоро вышел к нам с разрешением. Смотрим: хворь Абу Зейда иссушила, но красноречия не лишила — мы расселись, с него не спускаем глаз, а он говорит, бросив взор на нас:
— Вот что я сочинил сейчас:
Слава Аллаху — целителю, Трепетных тварей хранителю! Спас он меня, но когда-нибудь Сдамся я року-губителю. Рок мне отсрочку пожаловал, Чтоб угодить Повелителю, Но не под силу спасти меня Даже вождю-покровителю [130] , Если придет мой последний час, Ведомый судеб вершителю. Близок, далек он — не все ль равно: Счастья земному нет жителю — Тяжкие беды влекут его К смерти — надежды крушителю.130
Вождь-покровитель — Кулейб ибн Рабиа (VI в.) — вождь объединения племен северных арабов, пользовавшийся неограниченной властью. Когда он объявлял, например, что животные той или иной территории находятся под его покровительством, никто не смел их трогать.
Говорит рассказчик:
— Пожелав, чтобы дни Абу Зейда продлились, а страх и болезни отдалились, решили мы встать, боясь его утомлять, но он сказал:
— Оставайтесь, пока светло, — от приятных слов на душе тепло. Беседа с вами меня исцелит, голод души моей утолит и радость притянет, словно магнит.
Мы перечить ему не стали, из сливок беседы долго масло сбивали, пока языки у нас не устали. Знойный день созрел, истомила жара, на полуденный отдых всем пора. Сказал Абу Зейд:
— Вижу, сон вам шеи склонил и глаза соблазнил. Он — могучий враг, побеждающий сразу, и жених, который не встретит отказа. Сам пророк нам в полдень велит отдыхать и шайтану не подражать [131] .
131
Сам пророк нам в полдень велит отдыхать… — Существует множество преданий, согласно которым пророк рекомендует спать в полдень, чтобы ночью вставать на молитву и чтобы легче выдерживать дневной пост в рамадан (см. примеч. 35 к макаме 4); в одном из преданий говорится: «Соблюдайте полуденный сон, ибо только шайтан в полдень не спит».
Говорит рассказчик:
— Мы ослушаться слов его не могли: Абу Зейд улегся — и мы легли. И Аллах ударил нас по ушам и послал дремоту нашим глазам. Вышли мы из-под власти бытия земного, и попали мы в руки сна дневного. Проснулись, смотрим: жары уж нет, потускнел и состарился солнечный свет. Омовение мы поскорей совершили, оба долга сполна уплатили [132] и по домам разойтись решили.
А сын Абу Зейда — рядом с отцом (так похож — как будто одно лицо). Отец говорит ему:
132
Омовение мы поскорей совершили… — Имеется в виду обязательное ритуальное омовение перед молитвой; оба долга сполна уплатили — т. е. совершили сразу две молитвы — полуденную и послеполуденную.
— На гостей, сынок, посмотри: ведь угли голода их жгут изнутри. Вокруг «отца собрания» [133] ты их собери — двери радости голодному отвори. Предложи им отведать «сына теста» [134] , румяного, как невеста. А «сыну теста» пошли в подкрепленье «разумного едока наслажденье» — козленка, зажаренного на углях, желанного гостя на всех пирах. А за ним пусть появится «отец вкуса» — острый и ароматный уксус. Пригласить и «помощницу трапезы» надо — без соли есть ли в пище отрада? И добудь — не забудь — «мастериц приправы» — зелень и пахучие травы. Подай сикбадж [135] — «господина пиров», — такого не пробовал сам Хосров [136] ! А затем и харису [137] — «утеху стола», — чтоб беседа застольная веселее текла! И тащи джаузаб [138] — «госпожу наслажденья», — нападайте, друзья, на нее без стесненья! На закуску — хабис [139] , «покой желудка», — он печаль разгоняет, как хорошая шутка. А к нему фалузадж [140] , «угощенья венец», — кто посмеет сказать, что ты скупец? Но таз и кувшин подавать не спеши — пусть гости полакомятся от души! А когда все устанут и насытятся угощением и руку пожмут «отцу омовения» [141] , пусть собрание обойдет «отец аромата» [142] — как у людей благородных, богатых.
133
Отец собрания — стол с кушаньями.
134
Сын теста — хлеб.
135
Сикбадж — мясо, отваренное с уксусом.
136
Хосров (Хосрой) — имя двух персидских царей из династии Сасанидов (III—VII вв.). В арабской литературе это имя употребляется как титул всех персидских царей вообще.
137
Хариса — мясо с мелко толченной пшеницей.
138
Джаузаб — сладкое блюдо из мяса с рисом.
139
Хабис — смесь различных сластей.
140
Фалузадж — сладкое блюдо из муки с медом.
141
Отец омовения — кувшин с водой для омовения рук после еды.
142
Отец аромата — кадило с благовониями.
Сын-ловкач все намеки отца уловил: он прекрасными яствами нас обносил и благовония вкруг нас курил. Вот стало солнце домой собираться, мы тоже подумали: пора прощаться, но решили вопрос Абу Зейду задать:
— Скажи, приходилось тебе видать, чтобы день начинался черным рассветом, а ночь озарялась радости светом?
Абу Зейд поклонился и не медлил с ответом:
Не горюй, что к тебе столь безжалостен рок: Схлынет горе — настанет веселия срок. Сколько раз ты видал: чуть подует самум [143] , А его уж сменяет насим [144]– ветерок. Замечал ты, как туча уносится прочь, Чтобы яростный ливень пролиться не мог, И как тает несчастия дым без следа, Словно пламя его поглощает песок. Если вдруг загорится печали звезда, Не кручинься — закат уж ее недалек. Будешь страхом застигнут — крепись и терпи, Знай, что время — могучий целитель тревог, И несчетных, несметных даров ожидай, Принимай их спокойно — ведь милостив бог!143
Самум — см. примеч. 125 к макаме 18.
144
Насим — см. примеч. 30 к макаме 3.
Мы стихи его записали, Аллаху всевышнему хвалу воздали и простились, радуясь его исцелению, до краев наполненные его угощением.
Перевод А. Долининой
Мейяфарикинская макама
(двадцатая)
Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Однажды пустился я в путь неблизкий — в Мейяфарикин [145] , город сирийский. Были со мною друзья мои верные, советчики не лицемерные, не спорщики в пустом разговоре, а те, кто делят с тобой и радость и горе, ничего в потемках души не таящие, товарищи настоящие — с ними ты точно в доме родном с матерью и с отцом. Когда мы верблюдов остановили и движенье отдыхом заменили, обещали верность друг другу хранить и на чужбине надежной опорой быть. Определили мы место сбора для ежедневного разговора, чтобы утром и вечером нам сходиться и новостями делиться. Вот как-то раз в нашем собранье привычном появился гость необычный: в речах своих был он смел, громко приветствовал нас, а голос его звенел, словно владел он чарами колдунов или вышел охотиться на львов. После приветствия он сказал:
145
Мейяфарикин — город в Северной Сирии.