— Будет надо — обыщем, — пообещал Родион. — Меня интересует убийство.

— Да какое убийство? — старческий голосок взлетел до крика.

— Альберта, сына господина Сундукова.

Хватило мгновения, чтобы госпожа Начкина сообразила:

— Так вы нас подозреваете…

— Жду непременного признания, как отравили ребенка.

Вот теперь Настасье Мироновне стало ясно: кто-то на нее наговаривает. Наверняка желают ее погибели. И тетушка бросилась за спасением.

— Господин Ванзаров, помилуйте, да разве мы способны на злодейство? — заторопилась она. — Недолюбливала Альбертика, это правда. А чего его любить? Все ему с рождения на золотом блюдечке… А о моем сыночке позаботиться некому… Ох, простите. Но убивать-то зачем? В чем моя корысть? Еще бы самого Филиппа… Так ведь неизвестно, какое завещание составил. Обещал завтра что-то объявить. Вот ждем-с… Нет, и не думайте, у меня бы и рука не поднялась… Поверьте, ради всего святого, поверьте старой, несчастной женщине! Я ведь вам в матери гожусь!

Правда, как известно, пахнет не розами. Все, что было в этой сгнившей душеньке, вылилось без удержу. Нет, не зря Сундуков презирал родственников. Стоит такой опыт взять на заметку. В семейной жизни пригодится.

— Допустим, поверю… — задумчиво сказал Родион. — Если не вы, тогда кто же?

Начкина взбодрилась:

— И думать нечего. Все вам расскажу как на духу. Сенька, мерзавец этот, давно грозился, что прикончит гаденыша. Это он Альбертика так называл за то, что Филипп не дает ему достойного содержания. Это все слышали. Правда, Алоизий?

Юный философ не поддержал мать, он все катал шарики.

— Что вы делали после обеда до пяти вечера?

Дама так старательно соображала, что Родион, казалось, слышал, как скрипят у нее извилины в мозгу.

— Что делали? Ах да… Пришли сюда, отдохнули, вышли на прогулку, вернулись, тут кутерьма началась. Нас приказали запереть.

— Где взяли соусник?

— В буфете в проходной комнате, там много серебра хранится: ножи, ложки…

— Когда в детскую заходили?

— Вот еще! Что там делать…

— Кого-нибудь видели около комнаты?

— Видела! — торжественно заявила добрая тетушка. — Вот как раз Сенька и его пигалица из детской выходили. Еще подумала: что-то у них вид такой подозрительный, будто нашкодили. А это вот, значит, что натворили!

— Откуда же вы знаете, что убийство произошло именно в детской? — мирно спросил Родион.

Начкина стала оправдываться, запуталась и от испуга пустила слезу. Утешать Родион ее не стал, а, наоборот, строго одернул:

— Оставьте эти игры… Мне надо знать, в котором часу вы заметили Кряковых.

— Так… это значит, да около трех, не иначе. Ох, какой негодяй! И жена его змеюка.

Оставив Алоизия бумажным шарикам, а его мать притворным слезам, Ванзаров покинул гостевую комнатку. В соседней под замком держали очаровательных супругов.

Пока дозорный возился с замком, Родиона пробрало безумное искушение: а не попробовать ли плетку в самом деле? Когда еще доведется испытать сильные средства, заставляющие говорить правду. Ох, как соблазнительно. Не сладость жестокости, а безнаказанность. Узнать, каково это: выбить признание, но остаться безнаказанным. И жутко, и приятно. Искушение, одним словом.

Но герой наш тем и отличается, что умеет остановиться у последней черты и не проверять крепость законов бытия. Быть может, скучно? Быть может. Что поделать. Героя не выбирают. Им становятся.

Пока мы тут заболтались, Ванзарова встретил дружный восторг семейства.

— Родион Георгиевич! — всплеснул руками Семен.

— Как мы вам рады! — подхватила его Дуся.

— Умоляем, спасите нас!

— А то держат, как в Бастилии!

И все такое прочее. Родион предпочел выждать, пока иссякнут жалобы, и милостиво обещал замолвить словечко перед Сундуковым.

— Только при одном условии, — добавил он.

— Мы согласны! — заулыбался Кряков. — Для вас — что угодно!

— Меня интересует всего лишь правда.

Кажется, Семен ожидал чего-то более любопытного:

— Правда? И зачем вам какая-то правда?

— В свободное от золотых рудников время я служу в Департаменте полиции. В самом страшном его подразделении — сыскной полиции. И не просто в сыске, а в особом отделе, занимающемся только самыми тяжкими преступлениями.