Железная Орхидея озадаченно опустилась в одно из кресел и с не меньшим недоумением перевела взгляд на Герцога, который, едва войдя в зал, принялся остервенело подпрыгивать. Оставив это занятие, он вскарабкался по одному из канатов до потолка, опустился и полез по другому. Снова опустившись, Герцог взял в руки шпагу и с пронзительным криком ткнул ею в ближайший мешок. Затем, не выпуская из рук: оружия и немного согнув колени, он начал передвигаться быстрыми пружинистыми движениями, время от времени подаваясь вперед, чтобы вонзить шпагу в один из мешков.

Все это время О'Двайер сидел, развалившись в кресле, то бросая взгляд на устроившуюся рядом девицу, то подавая команды Герцогу, ни одной из которых Железная Орхидея не поняла. Посчитав неприличным безмолвно наблюдать за усердием Герцога, она принялась подбадривать его криками, но вскоре нашла это занятие утомительным. Видимо, потому Железная Орхидея стремительно поднялась, когда заметила появившуюся в дверях фигуру. Подойдя ближе, она увидела, что на вошедшем маска акулы.

– Лорд Кархародон! – воскликнула Железная Орхидея. – Герцог Квинский ждет – не дождется вас.

– Я – не Лорд Кархародон, – последовал бесстрастный ответ. – Я – его автомат, инструктор по фехтованию. Прислан Лордом Кархародоном подготовить Герцога Квинского к поединку.

– Я весьма рада, что вы пришли, – сказала Железная Орхидея, облегченно вздохнув.

– А мне кажется, дело в том, – рассудительно сказал сержант Мартинец, вынимая изо рта сигару и окутываясь голубым дымком, – что мы раскисли, размякли, забыли о своем долге, о дисциплине. – Он испытующе посмотрел на солдат, рассевшихся перед ним в казарме, сооруженной Шарлотиной по его просьбе. Здесь было гораздо удобнее, чем в зверинце.

– Война окончилась, сержант, – возразил рядовой Ган Хок. Он ухмыльнулся. – Говорят, около двух миллионов лет назад. Альфацентавриане побеждены.

– Те, кто так говорит, может, и правы, – мрачно процедил Мартинец. – А что, если нас обманывают? С грифов станется. Уверяют нас, что война окончена, чтобы мы не думали о побеге.

– Грифы не стали бы так долго церемониться с нами, – предположил рядовой Плеханов.

– Возможно, возможно, – задумчиво сказал Мартинец. – Но как бы то ни было, нам пора сматываться отсюда.

– Никак вас отшила девчонка, сержант? – подал голос рядовой Денериз.

Солдаты дружно загоготали, но тут же прикусили язык, заметив, как лицо командира покрывается багровыми пятнами.

– Вы, наверное, разработали план, сержант? – стараясь разрядить обстановку, дипломатично спросил рядовой Джордж. – А как с машиной времени?

– Такие машины здесь есть. Мы же вместе говорили с этим парнем Морфейлом.

– А он даст нам одну?

– Отказывается, – поморщившись, ответил сержант. – Что вы на это скажете, рядовой Денериз?

– Нас не хотят выпускать отсюда! – выпучив глаза, выпалил рядовой.

– Верно, – похвалил Мартинец.

– Что же нам делать, сержант? – спросил рядовой Ган Хок.

– У нас есть мозги. Надо ими только пошевелить, – ответил Мартинец, уставившись на тлеющий кончик своей сигары. – Нам необходимы заложники, – степенно добавил он и пустился в пояснения своего плана. Солдаты придвинулись к командиру, одни охотно, другие – чтобы не выделяться: перспектива вернуться к исполнению своих служебных обязанностей привлекала не всех.

В тот день ознакомиться с планом сержанта не довелось одному О'Двайеру. Он по-прежнему квартировал у Герцога Квинского, ведя еще более праздную жизнь, чем до появления автомата, который освободил его от обязанностей инструктора. Тем не менее, О'Двайер продолжал следить за успехами Герцога и время от времени заходил в гимнастический зал Автомат не только фехтовал с Герцогом, но и не скупился на пояснения, главным образом, подавая команды, смысл которых дошел до О'Двайера только со временем: автомат был запрограммирован говорить по-французски. Зато Герцог оказался на высоте. Уже после первых занятий, перед тем как скрестить шпаги с противником, он неизменно выкрикивал: «Защищайтесь, мосье!», а, получив укол в грудь (естественно, не причинявший ему вреда), галантно произносил «Удачный выпад, мосье!».

Вскоре Герцог решил, что фехтование – лучшее времяпрепровождение. Все прежние развлечения теперь казались ему безжизненными и пресными. Он перестал приглашать гостей, не выезжал сам. Из гимнастического зала каждый день, чуть ли не постоянно, доносились топот, звон клинков и перемежающиеся голоса: один размеренный и спокойный, другой – громкий и возбужденный. Старательность и прилежание Герцога дали о себе знать. Он все реже прибегал к огорчительному признанию «Удачный выпад, мосье!» и все чаще с удовольствием восклицал: «Защищайтесь!».