— Ты давно находишься в Австралии?

— Почти год. — Небрежный взмах сигаретой. Тук высунула нос из спальни, чтобы проверить, кто пришел. Сигарета прошлась совсем близко от ее носа, и Тук ретировалась.

Мисти захотелось сделать то же самое.

Почти год…

— Я сообщила тебе об инсульте бабушки, — сказала Мисти. — И каждый месяц информировала адвоката о ее состоянии.

— Да, но я ничего не могла поделать. Больницы — это не моя сцена. Мне было достаточно переживаний с дедом.

— Ты навестила деда в больнице всего один раз и пробыла у него десять минут.

— Не надо читать мне нотации, мисс! — с раздражением сказала мать. — Теперь я здесь.

— Но ты приехала не на похороны. Это тоже не твоя «сцена»?

Ник настороженно застыл на месте.

— Нет, не моя, — сказала мать. — Я не могу притворяться, что горюю о ком-то, кого едва знала. Но теперь я здесь. — Мать внимательно взглянула на Ника: — Вы поселились в моей спальне?

— Нет, — сказала Мисти. Спальня ее матери находилась рядом с ней, в ее половине дома.

— Замечательно. Мне никто не говорил, что у тебя есть мужчина.

— У меня нет мужчины. Ник — мой жилец.

— Ах, жилец… — Мать зевнула. — У меня был такой долгий перелет. Пришлось взять дешевый билет. Ты знаешь, что мы с Фивкином развелись? Это было так скучно. Деньги… ты даже не представляешь. Но теперь… — Мать задумчиво окинула взглядом кухню, и Мисти вдруг поняла, зачем она приехала.

— Я не знаю никакого Фивкина, — сказала Мисти, чтобы оттянуть время.

— Приятный мужчина. О, мы так хорошо жили! Но теперь… — Лицо матери отвердело. — Он мне изменил. И женился на ней. Женился! Его жалкие уловки доводили меня до исступления. Но сейчас со мной все в порядке. Я узнала цены на недвижимость в этих местах. У нас будет хороший навар!

— У нас?..

— Да, у тебя и у меня, — сказала Грейс, нежно улыбнувшись своей дочери. — Адвокат сказал, что я должна буду поделиться с тобой. Но ты будешь наследницей, в конце концов.

— Оставьте этот разговор, — сказал Ник, внезапно оказавшись рядом с Мисти. Он обнял ее за плечи, и гнев его был почти осязаемым. — Сейчас не время.

— Говорить о деньгах? — Мать ее тоже встала. — Полагаю, вы считаете меня бесчувственной. Хотите, наверное, чтобы я снова исчезла. Я торчала в Перте слишком долго. Ненавижу оставаться долго на одном месте. Я говорила матери много лет назад, чтобы она продала этот дом, но она не сделала этого. А теперь?

— У тебя есть завещание? — спросил Ник Мисти. Он уже крепко держал ее, потому что ноги ее подкашивались.

— Да… есть…

— Завещание меня не волнует, — сказала Грейс. — Я единственная дочь. Мисти унаследует то, что я ей оставлю.

— Мисти сейчас пойдет спать, — четко выговорил Ник. — Мы обсудим этот вопрос завтра.

— Мы?

— Вы боретесь с Мисти, значит, вы боретесь со мной, — сказал он.

— Я уверена, что Мисти не желает бороться. Она хорошая девочка.

Мисти почувствовала, что ей становится плохо. Реально плохо. Если она останется здесь еще минуту…

— Мы будем бороться, — сказал Ник, ведя Мисти к двери. — Располагайтесь сами, Грейс. У Мисти были очень тяжелые дни, и она крайне утомлена. Я должен позаботиться о вашей дочери, и я сделаю это.

Мисти дрожала всем телом, не в силах совладать с собой. Ник выругался, прижав ее к себе. Или ей показалось, что он выругался? Она не могла понять ни одного слова, но он продолжал тихо ругаться, и сквозь ее замутненное горем и болью сознание в конце концов пробились несколько слов.

Он действительно ругался, только не на английском языке.

Мисти не прерывала его, потому что странным образом поток этих ругательств действовал на нее успокаивающе. Быть в объятиях Ника и слушать…

— Ты ругаешься по-русски? — наконец выговорила она, и Ник произнес еще несколько бранных выражений.

Было невозможно продолжать дрожать, когда он так улыбался.

— Не останавливай меня, — сказал он. — Иначе я выставлю твою мать за порог. — Ник подождал, пока она снова не прижалась к нему. Уткнувшись подбородком в ее волосы, он снова тихо выругался.

— Что это за слово? — еле выговорила она.

— Это слово хорошим девочкам не надо знать.

Мисти слабо улыбнулась:

— Но какой язык?

— Таджикский, — сказал он. — Это у них самое лучшее ругательство. Узбеки тоже хорошо ругаются, а также перуанцы.

— Она ужасный человек, — прошептала Мисти.

— Да, ужасный. Бабушка оставила завещание?

— Да, но…

— Бабушка оставила ей дом?

— Она оставила дом мне.

— Ты хочешь, чтобы я выставил ее сегодня? С большим удовольствием…