— Не нужно. Я уезжаю в Вашингтон.

— Да что ты?

— Да, сегодня мне позвонила Керри. Хэдден устраивает прием для клиентов и друзей своего деда. А все, что не будет продано, через три недели поступит на открытый аукцион.

Спенсер сел и поправил очки. Две недели назад благотворительная кампания бабушки прошла без сучка без задоринки. Если же теперь выплывет на свет божий эта чертова картина…

— И мы на этот прием приглашены. Спенсер, выставлено будет все. Они ничего не придержат…

— Та картина?..

— Керри уверяла меня, что оценщики осмотрели абсолютно все полотна в усадьбе. Хэдден горит желанием все распродать, уплатить налоги — в общем, разгрести мавзолей, как он называет этот дом.

— Во сколько ты вылетаешь?

— Я еду поездом. Что-то около пяти тридцати.

— Я захвачу тебя.

— Здорово. Все равно я не смогу заехать к дедушке.

— Они сегодня слушают оперу в Кеннеди-центре.

— Мой дед терпеть не может оперу.

— Зато любит моя бабушка.

Спенсер усмехнулся, услышав хихиканье Бренны.

— О, дело принимает серьезный оборот! Думаю, между ними в свое время что-то было, — заметила она.

— Не удивлюсь, если окажется, что это так. Вряд ли она позировала ему только по дружбе.

— А кто знает…

— Ты не знаешь мою бабку.

— Они будут на приеме. Дедушка приглашен как старый клиент и друг Хэддена-старшего.

— Замечательно. Старики помогут нам обнаружить пресловутую картину.

— Спенсер, мне кажется, что Хэдден ее уничтожил.

— Было бы неплохо выяснить это точно. Мне надоели неприятности.

— Без некоторых неприятностей мы бы никогда не встретились.

Спенсер снял очки и откинулся на подушку.

— Догадываюсь. Надо полагать, прятаться под чужими кроватями еще не вошло у тебя в привычку?

— Как у тебя — лазать по деревьям и вламываться в дома.

— Как ты считаешь, твой милый Хэдден позволит нам занять ванную его предка на пару часов?

— Грязный развратник!

— Благодарю. Опиши мне «веселую вдовушку».

— Это вдовушка, которая любит повеселиться. — Бренна рассмеялась.

— До субботы еще два дня.

— Я знаю. У тебя есть время помечтать.

— Предпочитаю мечтать о том, как я вымажу тебя клубничным кремом и взбитыми сливками.

— Клубничным кремом?

Она едва вымолвила эти слова.

— Может, лучше шоколад? А то ягоды скатятся. Ты что, смеешься?

— Господь с тобой! Если ты фетишист в отношении фруктов, мне следовало бы об этом знать.

— Я фетишист в отношении всего, что касается тебя. Будешь обо мне помнить?

— Как всегда.

Спенсер положил трубку и устремил взгляд в потолок. За прошедшие недели они с Бренной успели обсудить очень многое, и нередко их разговоры затягивались до утра.

Он узнал о ее прошлом, о матери, имевшей привычку любить слишком часто и неразборчиво. Бренна искала истинную любовь и в то же время боялась давать волю своему сердцу. Спенсер не сомневался в том, что она боится пойти по пути матери. Как за чудодейственное средство, она держалась за свою свободу.

Он потянулся за нью-йоркской вечерней газетой. На глаза ему тут же попался раздел объявлений. Что скажет Бренна завтра, когда увидит его подарок?

В дверь зала заседаний тихо постучали. Бренна, обрадованная, оторвала взгляд от стола. Переговоры продолжались с обеда, а думать она была в состоянии только о предстоящих выходных. Ее коллега и подруга Ирена заглянула в зал.

— Бренна, прости, но ты мне очень нужна.

Бренна извинилась перед собеседниками и вышла.

— Ты не поверишь, — сказала ей Ирена, от души смеясь и указывая в сторону кабинета Бренны.

У дверей стояли несколько человек, и все они при появлении Бренны захихикали.

Сердце ее забилось сильнее.

— В чем дело?

— Мне кажется, что ты захочешь получить эту посылку, пока никого из больших шишек нет на работе, — сказала Ирена, давясь от смеха.

— Что еще за посылка?

Бренна резко отстранила коллег, мешающих ей пройти, и неожиданно замерла. Она моргнула, но наваждение не проходило. Феерия разноцветных воздушных шариков непривычного вида, украшенных яркими ленточками, была привязана к коробке, на которой значилось имя некоего малоизвестного производителя женского белья.