— Нет. Возможно, они похожи на существ из нашего мира А может, и нет. Видели их очень немногие. Да и материализовались они совсем недавно.

— А как их проще всего победить? — спросил Хоукмун.

— Мужеством и изобретательностью.

— Выражаешься ты не очень ясно, капитан,— сказал Элрик.

— Настолько ясно, насколько это возможно. А теперь, друзья, я предлагаю вам отдохнуть и приготовить оружие.

Когда они вышли из капитанской каюты, Эрекозе вздохнул.

— У нас нет выбора,— сказал он,— И почти нет свободы воли, как бы мы ни убеждали себя в противном. Погибнем мы или останемся в живых, по большому счету это не имеет никакого значения.

— Кажется, у тебя мрачное настроение, мой друг,— сказал Хоукмун.

Туман полз по мачте, обволакивал такелаж, затоплял палубу. Элрик взглянул на лица трех других — их тоже окутывал туман.

— Просто реалистичное,— сказал Корум.

Туман гуще обычного оседал на палубе, словно саваном одевая воинов. Корабельное дерево трещало, и Элрику казалось, что он слышит карканье воронья. Похолодало. Молча разошлись они по своим каютам, чтобы проверить крепление доспехов, заточить оружие и попытаться уснуть.

— Я не питаю ни малейшей любви к колдовству,— сказал Брут из Лашмара, поглаживая свою рыжую бороду.— Потому что колдовство стало причиной моего позора.

Элрик перед этим пересказал Бруту слова капитана и попросил его войти в четверку, которая будет сражаться под его началом.

— Тут все сплошное колдовство,— сказал Отто Блендкер и улыбнулся едва заметной улыбкой, протягивая Элрику руку,— Я буду сражаться рядом с тобой.

Еще один воин поднялся, откинув назад шлем. Его доспехи цвета морской волны слабо поблескивали в свете фонаря, лицо было почти таким же белым, как у Элрика, но глубоко посаженные глаза, в отличие от глаз альбиноса, были черными.

— Я тоже буду сражаться с тобой,— сказал Хоун Заклинатель Змей,— хотя, боюсь, толку от меня на суше немного.

Последний, кто поднялся под взглядом Элрика, был воин, который раньше не произнес ни слова. Голос у него был низкий, заикающийся. На его голове сидел простой боевой шлем, а рыжие волосы ниже него были собраны в косицы. Каждая косица заканчивалась костями пальцев, которые при движении бренчали на его кольчуге. Звали этого воина Ашнар Рысь. Глаза его почти постоянно сверкали яростью.

— У меня нет вашего красноречия и воспитания,— сказал Ашнар.— И я незнаком с колдовством или другими вещами, о которых вы ведете речь. Но я хороший воин, и в сражениях — моя радость. Я встану под твое начало, Элрик, если ты возьмешь меня.

— Буду рад,— сказал Элрик.

— Значит, никаких разногласий нет,— сказал Эрекозе, обращаясь к тем, кто решил войти в его четверку.— Все это, без всяких сомнений, предопределено. Наши судьбы были связаны с самого начала.

— Такая философия может привести к нездоровому фатализму,— сказал Терндрик из Хасгхана,— Давайте лучше считать, что наши судьбы принадлежат нам, даже если все свидетельствует об обратном.

— Думай, как считаешь нужным,— сказал Эрекозе.— Я прожил немало жизней, хотя хорошо помню только одну,— Он пожал плечами.— Но, наверно, я обманываю себя, когда думаю, что работаю на то время, когда найду Танелорн и, возможно, воссоединюсь с тем, кого ищу. Именно эти устремления и питают меня энергией, Терндрик.

Элрик улыбнулся.

— А я, наверно, сражаюсь потому, что меня влечет дух боевой дружбы. Само по себе это довольно прискорбное состояние, не правда ли?

— Да,— Эрекозе опустил взгляд.— Ну что ж, попытаемся отдохнуть.

Берег вырисовывался неясными очертаниями. Они пробирались по белой воде, сквозь белый туман, держа над головами мечи, которые были их единственным оружием. У каждого в четверке был меч необычных размеров и формы, но никто не владел мечом, похожим на Буревестник, таким, который время от времени словно бы нашептывал что-то. Оглянувшись, Элрик увидел капитана у борта — тот стоял слепым лицом в сторону острова, его бледные губы шевелились, словно он говорил сам с собой. Вода теперь доходила им до пояса, а песок под ногами Элрика твердел и наконец превратился в твердую породу. Элрик шел вперед осторожно и в полной готовности сразиться с теми, кто может защищать этот остров. Но теперь туман начал рассеиваться, словно не имея власти над землей, а никаких следов защитников видно не было.

За поясом у каждого воина торчал факел, конец которого был завернут в промасленную материю, чтобы не отсырел, когда придет время зажечь его. У каждого в маленькой коробочке прикрепленной к поясу, имелся также запас трута, чтобы можно было в любой момент зажечь факел.

— Только огонь навсегда уничтожит этого врага,— повторил капитан, вручая им факелы и коробочки с трутом.

По мере того как туман рассеивался, их взору открывался пейзаж, наполненный тенями. Тени лежали на красных скалах и желтой растительности — тени самых разных форм и размеров, напоминающие самые разные предметы. Казалось, что их создавало огромное, кровавого цвета солнце, которое постоянно находилось в зените над островом. Но беспокоило воинов то, что тени эти вроде бы брались ниоткуда, словно объекты, которые их отбрасывали, были невидимы или существовали где-то не здесь, не на острове. Казалось, что и небо полно этих теней, но если на острове они оставались бездвижны, то, похоже, на небе они двигались заодно с облаками. А красное солнце проливало свой кровавый свет на двадцать воинов, касаясь их своим неприветливым сиянием так же, как оно касалось земли.