— Сволочь! — Валентина, прижавшись к плечу матери, заплакала. — Я во всем виновата… прости меня… мама… милая…

Лежавший в стены на старом матраце Георгий застонал и открыл глаза. Женщины бросились к нему.

— Жора, — над наклонилась Валентина Анатольевна, — как ты себя чувствуешь? У тебя рана на спине. И голова разбита. Ты не шевелись. Не…

— Откройте! — прервал ее громкий крик дочери. — Немедленно выпустите нас! Откройте! Вызовите Константина Федоровича!

— Перестань, — негромко попросила мать. — Мы здесь уже почти сутки. Не тот человек Зяблов, чтобы выпустить нас. Он понимает, чем это для него кончится. Ведь он Ириного мужа у…

— Мама! — испуганно воскликнула Валентина. — Ты понимаешь, что говоришь? Неужели ты думаешь…

— А тут и думать нечего, — прохрипел Георгий. — Твой папуля точно так же поступил бы. А он и Зяблов из одной колоды.

— Значит, ты думаешь, что он нас убьет? — закричала Валентина.

— Доченька, — мать прижала ее к себе, — не бойся…

— А ты сама как бы поступила? — Георгий с трудом сел.

— Как ты смеешь так говорить? — рассердилась Валентина.

— А ты забыла про пчеловода? — насмешливо напомнил Георгий. — Ведь с твоего благословения Богунчик к нему Хирурга повез. Или…

— Прекрати! — закричала она. Валентина Анатольевна, растерянно переводя взгляд с дочери на Георгия, хотела что-то сказать. Помешал ей скрип открывающейся двери. В небольшую освещенную тремя лампами дневного света комнату без окна вошел Рахим. Быстро осмотревшись, отступил в сторону.

— Немедленно выпустите нас! — бросаясь к двери, воскликнула Валентина.

— Не надо! — ухватив ее за руку, отчаянно закричала мать. Вырвавшись, дочь подбежала к Рахиму. Легким толчком в грудь он отбросил взвизгнувшую от боли женщину.

Дотронувшись до замотанной разорванной майкой головы, Георгий попытался встать. Валентина Анатольевна удержала его.

— Позовите Константина Федоровича! — с ненавистью уставившись на Рахима, потребовала Валентина.

— Сейчас вы будете обедать, — равнодушно сказал узкоглазый. — Хозяин придет, когда сам захочет.

— Вы понимаете, что делаете? — спросила Валентина Анатольевна. — Это же преступление! Вы ответите за это!

— Как он, доктор? — взволнованно спросил Феоктистов пожилого врача.

— Ранение тяжелое, — вытирая руки, уклончиво ответил врач. — Ему в грудь йсадили заряд картечи. Он потерял много крови, — замолчав, одернул халат.

— Он будет жить? — тихо спросил капитан.

— Мы делаем все возможное, — врач опустил голову.

— Ты мне прямо скажи! — подступив к нему вплотную прорычал Сергей. — Без этих своих медицинских терминов. Жить подполковник будет?

Зяблов, задумчиво смотревший на телефон, внезапно ожил.

— А что? — пробормотал он. — Стоит попробовать. Я убью сразу двух зайцев, если получится. И Волошина уберу руками москвичей. Веды в конце концов у них всегда были нелады. А сейчас тем более. Я окажу ему услугу, а он, в свою очередь, мне. И вот тогда, — с неожиданной яростью вспомнил он Зимина, — майор, ты научишься разговаривать со мной так, как я этого заслуживаю.

— Павлик, — простонала Галя, — сынок.

— Она очнулась! — радостно воскликнула сидевшая рядом медсестра.

— Галина Семеновна, — моментально оказавшись возле кровати, тихо спросил молодой худощавый человек в наброшенном на плечи белом халате. — Что хотели от вас ворвавшиеся на квартиру люди?

— Товарищ капитан! — сердито проговорила медсестра. — Она еще не пришла в себя! Да что же ты делаешь, ирод! — схватив сотрудника угро за руку, она отдернула его от раненой. — Я сейчас врачу пожалуюсь!

— Да вы поймите, — прошептал капитан, — у нее пропал сын. Вы представляете, что может случиться с мальчиком? Нам нужно…

— Вы не отдаете себе отчета в том, что говорите, — услышал он недовольный голос. Обернувшись, увидел сухощавую высокую женщину в белоснежном халате и строгих очках. — Лапина только что пришла в сознание. Ее беспокоит сын. Как вы думаете, что она почувствует, узнав о том, что сына украли?

Швед запер машину и быстро пошел к больнице. Он спал всего два часа, но усталости не чувствовал. Всю ночь и утро он потратил на разговор с теми, кто занимался или был причастен к похищению детей. Но ничего не узнал. Правда, один недавно освободившийся уголовник за определенную сумму сказал, что видел знакомого по лагерю и, насколько помнит, тот упоминал какого-то Стаса, чьи заказы он выполнял. Как понял Швед, этот Стае не брезговал ничем, лишь бы прилично платили. Швед позвонил Растогину. Он поверил, что Растогин не имеет к пропаже Павлика не малейшего отношения, и сообщил то немногое, что ему удалосьузнать. Растогин, в свою очередь, сообщил ему фамилии и клички убитых налетчиков. Все трое были, как говорится, залетными. Их связи и даже просто лагерные знакомства сотрудникам милиции ни о чем не говорили.