— Далеко ли? — спрашиваем ребят.

— Еще столько, — отвечают.

А скоро усилился ветер и повалил снег. Так закрутило, что, окажись мы в поле, не выбраться бы. Да и в лесу мало радости. Пурга и в лесу достает.

Поползли в гору, между деревьями и кустами. Ничего не видно. Порой проваливаемся по пояс. Растянулись. Начальник милиции позади всех. Невысокий он, да и в летах. До пенсии три года. А главное — в левой ноге осколки. Фронтовое ранение. Лезем все на гору. Подъему конца нет. Выбились из сил. Идти — нет мочи, а стоять нельзя: мокрая одежда промерзать стала.

Но беда, как говорят, не приходит одна. Вернулись сверху подростки на лыжах. Еле тащатся. Усталые, мокрые. Говорят, что потеряли дорогу к месту, где видели лошадей.

Представьте себе эту новость и нескончаемый, непроглядный, заваленный снегом лес…

Решили продолжить путь и двигаться в прежнем направлении, в гору. Я говорю: решили двигаться. Если бы вы видели это «движение». Мы ползли, как улитки. Чтобы выдернуть из снега ногу, переставить ее на полметра вперед, а потом проделать эту же процедуру с другой ногой, уходила минута. Хотелось лечь и не вставать.

Вдруг в небе вспыхнули ракеты. Это в райцентре фейерверком встречали Новый год. Было ровно двенадцать. К городу мы оказались ближе, чем к хутору Залесному, хотя все ожидали, что хутор совсем недалек.

Оперуполномоченный, который был ко мне ближе других, сказал:

— Самое лучшее — повернуть назад. По прежним следам. Иначе к тому трупу, который мы ищем, прибавятся еще пять.

Я доплелся до майора и передал ему эти слова.

— А сани? А сумка? — выдохнул он мне в лицо. — А труп? А может, тяжелораненый?.. Да как же мы вернемся в город?

Я сказал, что провожатые потеряли дорогу.

— Что ты сказал? Это — правда?..

Майор шел позади всех и еще не знал об этом. Теперь ему уже нельзя было принять то решение, о котором он первоначально думал, нельзя было предложить людям идти к месту, которого никто не мог указать.

Я был уверен, что он откажется от мысли продолжать поиски.

Я почти угадал. Почти.

Старик сказал, что он приказывает всем идти назад. Всем.

Но когда все вздохнули с облегчением, он добавил, что сам остается.

— Я имею право рисковать только собственной жизнью.

Его решение казалось нам бессмысленным. И все-таки нам стало стыдно.

Один за другим мы заявили о своем желании остаться с ним.

— Ну что ж, тогда рассыплемся цепью, чтобы захватить как можно больший участок, и пойдем в гору, к хутору. Так мы не потеряем направление.

Теперь мы уже не видели друг друга. Я перекрикивался со своими соседями, а они со своими. Голоса слышались и спереди, и сбоку, и сзади. Минут через пятнадцать я стал. Дрожали ноги. Я взялся обеими руками за нижние ветви дерева, чтобы удержать тело в вертикальном положении. За ворот тулупа с веток посыпался снег. Я закрыл глаза, и по телу стала разливаться приятная легкость. Я слышал крик соседа справа, но отзываться не хотелось. Он кричал все настойчивее и настойчивее.

— Сашка! Ну, Сашка же!

Я очнулся, когда он, измученный, дотащился до меня и стал трясти за плечо что было силы.

— Да проснись же, замерзнешь!

Услышав крик соседа, он громко отозвался:

— О-го-го-о! Слы-ышу!

Потом на мгновение наступила тишина. И в этот миг до нас вдруг донесся какой-то непонятный звук. Мы замерли. Через минуту звук повторился. Мы явственно услышали конское ржание. Оно раздалось в каком-нибудь десятке шагов впереди нас.

— Лошади! — радостно воскликнул я.

— Ло-ошади! — закричали мы в один голос.

— Ошади!.. — понеслось по лесу.

— …оади!

Скоро все мы собрались в кучу. Вспыхнул фонарик.

Лошади были запряжены в пароконные сани и стояли, зацепившись за дерево и уткнувшись дышлом в ствол. Они заржали потому, что услышали наши голоса.

В санях лежала кирзовая сумка, в ней какие-то квитанции и тетрадь с карандашными записями.

Никакого трупа ни в санях, ни около них не было. Впечатление лежащей фигуры производил грубый, негнущийся плащ, в свое время невысушенный и теперь задубеневший на морозе.

Ребята на лыжах сделали несколько кругов вблизи этого места. Ничего подозрительного они не увидели, сколько ни шарили фонариком. Мы распрягли лошадей. Они пугливо вздрагивали, озябшие и заиндевелые. Сани оттащили от дерева. Упряжь распутали. Коней снова запрягли.

Все влезли в сани. Туда же втащили полузамерзшую собаку. Майор закрутил вожжи за передок саней.

— Лошади сами найдут дорогу! — сказал он.

Кони вывезли нас за просеку, которая оказалась рядом, и затрусили по ней.