Я ни на долю секунды не задумываюсь о том, что вопли адресуются мне, и как одержимая бегу и бегу вперед, словно от того, осуществлю ли я свою внезапную задумку, зависит не только моя судьба, но и будущее целой вселенной.

Вот он! До него каких-нибудь двадцать футов. Я не видела его, потому что прямо за ним шла высоченная и тучная, но необыкновенно проворная дама. Сейчас она немного свернула вправо, и тот, кого я преследую, почти прямо передо мной. Задыхаясь от волнения, бегу к нему.

— Мэм! Заплатите за капучи-и-ино! — разносится по всему проспекту.

Вот до заветной цели уже подать рукой. Пять футов, три, два…

— Дэниел! — Тяжело дыша, с пылающими щеками, я хватаю его за руку и из последних сил рывком поворачиваю к себе.

Русоволосый — парень с маленькими глупыми, как у курицы, глазками и носом-пуговкой — сильно хмурится и резко отстраняется.

— Что за черт?!

От того, насколько эта физиономия не схожа с лицом Дэниела, мне делается дурно. Прижимаю руку к губам, растерянно хлопаю ресницами. Ноги слабеют, кружится голова, и я боюсь, что сейчас упаду.

— Простите… я… обозналась.

— Обозналась! — недовольно передразнивает меня парень. — Сначала удостоверьтесь, что гонитесь за тем, за кем хотите, а потом уж вцепляйтесь в руку!

— Да-да… конечно. Простите…

Незнакомец фыркает и идет своей дорогой. Я стою на месте, не обращая внимания на прохожих, которым приходится огибать меня, почти не замечаю толчка локтем в спину и сварливого: «Ненормальная! Неужто не понимает, что мешает?»

Что произошло? — раздумываю я, хоть теперь мысль работает медленно, будто вынуждена пробиваться сквозь густое желе. Неужели я, хоть и без конца твержу себе, что это знакомство мне ни к чему, втайне от всех и вся мечтаю его продлить?

Где-то прямо рядом со мной раздается учащенное дыхание и звук резко останавливающихся шагов. Меня хлопают по плечу. Поворачиваю голову и вижу тоненькую девушку в фартуке официантки.

— Прошу прощения, мэм, но вы не заплатили, — отдуваясь, произносит она. — Я на этой работе… без году неделя. Выкладывать собственные денежки за чужие капучино, во-первых, пока особенно не из чего, а во вторых, вообще неохота. Будьте добры…

До меня только теперь доходит, что я выскочила из кафе настолько стремительно и в таком смятении, что про капучино и счет совершенно не подумала. Краснею, суетливо киваю.

— Да, разумеется. Понимаете, я случайно увидела одного человека и подумала, что… — Останавливаю себя. Какое дело этому юному созданию до того, что я там подумала? — Я не насовсем ушла, — нахожусь я. — Еще собиралась вернуться.

Лицо официантки озаряется улыбкой. С перепугу и от бега ее бледные щеки медленно заливаются румянцем.

— А-а… тогда ладно. — Смеется. — А я уж было подумала, что вы решили сбежать.

— Ну что вы, — бормочу я, представляя, как нелепо выглядела вся эта сцена. — Мне бы и в голову не пришло…

Официантка окидывает меня изучающим взглядом. На мне строгий приталенный жакет, узкие серые брюки в мелкую полоску. Все почти новое, купленное специально для теперешней работы.

— Вообще-то да… — протягивает она. — Но, знаете, всякое бывает.

Киваю. Вместе возвращаемся в кафе. Сажусь за свой столик, беру чашку, из которой отпила всего глотка два, и погружаюсь в безрадостную задумчивость. Возможно, на меня с любопытством поглядывают, ведь кто-то видел, как я вылетела отсюда, слышал крики официантки. Мне совершенно наплевать, я никого и ничего не замечаю.

Раз ты так этого хочешь, так, может, взять и позвонить? — вдруг вспыхивает в сознании, точно лампочка рождественской гирлянды, обнадеживающая мысль. Тогда все станет на свои места, рассеются сомнения, уйдет убийственная опустошенность. И Лаура оживет…

«Вместо Ричарда в ту квартиру поехал другой», — вновь звучит в голове голос Джойнера.

Медленно качаю головой.

Если я позвоню, если попытаюсь все вернуть, не буду ли до конца своих дней тяготиться мыслью, что пятнаю память мужа, что из-за нежелания быть одной закрываю глаза на очевидное и недопустимое? Не буду ли подсознательно корить себя, теряться в догадках, мучиться подозрениями?

Нет, звучит у меня в голове столь отчетливо, что мне кажется, будто я произношу это слово вслух. Пусть все остается как есть. Мы с Лаурой непременно воспрянем духом — пусть не сегодня, пусть даже не до конца. Зато моя совесть будет чиста. И будет не стыдно смотреть на фотографии мужа, являться к нему на могилу и разговаривать с ним, когда рядом никого нет…

— Не помню я никакого Тарвера, — говорю я, безуспешно роясь в тайниках памяти.

— Ну как же? — В голосе мамы уже звучит нетерпение. — Он бывший папин подчиненный, изредка навещал нас, когда тебе было лет десять, и каждый раз дарил тебе пачку комиксов.