Закон свободного, мать его ети, рынка, фули тут поделаешь…

Станислав Гагарин и без цветов бы обошелся, но Вера Васильевна, зная что муж собирается в Москву, просила купить цветы — ладились к Воротниковым на день рождения главы семейства.

— Нужны генералу КГБ твои гвоздики или там розы, — ворчал сочинитель, который страсть как не любил ходить по базарам да еще и торговаться с южным народом.

Но пообещал заехать на Грузинский вал, если случится оказия проезжать мимоходом.

В тот день и оказия случилась, и м и м о х о д образовался… Остановил сочинитель автомобиль на обочине и сунулся в цветочные ряды.

Торговаться Станислав Гагарин умел, но больше для лицедейства, для игры старался, выгода шла у него на последнем месте, в балагурстве душу отвести, посостязаться в базарном красноречии — дело другое…

Партнер по рыночной дуэли попался Станиславу Гагарину не по южному к в е л ы й. Отвечал односложным «нэт», иной раз молча покачивал головой, не соглашался. Как заломил несусветную цену за гвоздички, так и стоял на ней. То ли базарный кремень-мужчина, то ли мафиозных земляков боялся.

Поначалу Станислав Гагарин собирался тринадцать цветочков-рублесосов купить, надеялся, что торговец в аэродромной кепке цену сбавит. Наткнувшись на железное упорство, сочинитель ограничился семью цветками, цветик, мол, семицветик, пришла на ум детская реминисценция, хватит Валерию и семи знаков внимания, тем более, что можно по поводу Седьмого Съезда сострить.

— Возьму семь гвоздик, — сказал Станислав Гагарин и полез в задний карман брюк за кошельком.

— Тринадцать лучше смотрятся, — сказали у него за спиной. — Бери, дорогой, весь букет. Карим Бахтияр оглы дарит тебе эти цветы…

Писатель повернулся.

Позади стоял тридцатилетний мужчина южного обличья, упакованный в джинсовую спецодежду с копной вьющихся волос на голове, с залетевшими в волосы и не тающими там снежинками.

Кивком головы он поздоровался с Папой Стивом, которому смутно напомнил Агасфера, вроде как брательник Вечного Жида, затем устремил взгляд больших оливковых глаз на торговца цветами.

— Ну что же ты, Каримчик? Подай дяде Славе цветы. Ведь ты же давно решил подарить их ему…

— Да-да, — зачастил, засуетился Карим Бахтияр оглы и принялся трясущимися руками заворачивать чертову дюжину гвоздик в прозрачную пленку. — Прими, дорогой, в подарок, для тебя и твоей красавицы-подруги…

— Для хорошего друга, — уточнил незнакомец с оливковыми глазами, принимая цветы и передавая их, мягко говоря, удивленному Станиславу Гагарину. — Берите-берите, партайгеноссе… И отойдемте подальше. Как и Христос, я не люблю мест, в которых чем-либо торгуют…

Незнакомец вздохнул.

— Бесконечное количество раз говоришь барыгам всех времен и народов о честности, благородстве, искренности в поступках… И как в стенку горох! Хоть кол на голове теши…

А ведь ложь и обман сродни торговле. Потому и надо о ч и щ а т ь торговлю милостыней, добрым поступком. Надо отдавать сколько-нибудь на дела милосердия, как бы в искупление за неизбежные, видимо — слаб человек! — торговые грехи. Воистину: Бога гневит обман, а милостыня смягчает Его Гнев.

Не правда ли, русский брат мой?

Заинтригованный разыгравшейся сценой и некоей таинственностью, коей так и веяло от неизвестного доброхота, Станислав Гагарин, увлекаемый незнакомцем, который взял его за локоть, двинулся вместе с ним к станции метро Белорусская-Кольцевая.

На углу они остановились.

— Судя по всему, вы меня знаете, — проговорил писатель. — А я вот…

— Меня зовут Магомет, — просто сказал незнакомец.

— Мы не встречались с вами в Дагестане? — спросил сочинитель. — Там я дружу со многими. Как-никак, а почетный гражданин. И знакомцев по имени Магомет хватает. Однажды я ехал из Махачкалы в аул Телетль с названным братом Мирзой Мирзоевым. У встречных мужчин я спрашивал, как их зовут. За несколько часов дороги до Телетля мне встретилось тридцать три Магомета.

— Согласен, — сказал новый знакомый писателя, — весьма распространенное в мусульманском мире имя. Чего не скажешь о христианстве. Я знаю только одного человека по имени Христос. Самого Иисуса…

Внезапная догадка осветила сознание писателя.

— Позвольте, — спросил уже отвыкший чему-либо удивляться Станислав Гагарин. — Так вы, может быть, и есть…

— Да, — просто сказал человек в джинсовой куртке и с непокрытой головой, на которой не таяли редкие снежинки. — Вы угадали. Я и есть тот самый Магомет.