— Что именно недоговаривается?

— Например, тип производственно-промышленного контура, который образуется на территории страны.

Казалось бы, чисто техническая проблема — интеграция в мировое сообщество. Хорошо, но — какая интеграция?

Мы не можем полноценно интегрироваться, не модернизируя экономику, значит, речь идет о чем — о СЫРЬЕВОЙ ИНТЕГРАЦИИ?

Нам тогда что — все заводы надо останавливать? Ведь если добиваться, чтобы Екатеринбург и Урал стали ключевой зоной в возрождении России, то надо признать, что наш контур — машиностроительный. У нас механика — приличная, электромеханика — очень приличная. Тогда надо вкладывать в эти заводы, потому что они могут отдать экспортную технологию!

Вместо этого начинают закупаться товары, чтобы продавать населению. Тогда у нас что — ИЖДИВЕНЧЕСКИЙ КОНТУР? Африка у нас, что ли?

То начинаются какие-то химеры вокруг неконкурентной электроники. То идут какие-то бешеные удары по армии, которые задевают закрытые города, куда вложены сотни миллиардов, если не триллионы. Зачем это, во имя чего?

Но народу ведь ничего и не объясняется. Главная задача для всех — войти в рынок и при этом выжить. Между тем нельзя входить в рынок, не имея плана модернизации, и нельзя иметь план модернизации, не опираясь на ценности.

— Уточните, что вы вкладываете в понятие «контур»?

— Когда я говорю о промышленно-производственном контуре, я пытаюсь определить, на что опирается экономика. Это — тип производственного потенциала, его спектр.

— И вы считаете, что машиностроительный контур мог бы быть перспективен в России?

— Да, если бы инвестиции пошли туда. Но это же означает политическую борьбу.

— Выходит, Рыжков был прав, когда он, будучи премьером, делал ставку на машиностроение?

— Конечно. Я думаю, что и Борис Николаевич должен это понимать. Он же тоже оттуда. Он же должен понимать, что пока в Москве и Санкт-Петербурге болтают — на Урале делают конкурентоспособную продукцию. Он же знает потенциал Уральской академии.

— Как вы знаете, у Ельцина несколько иные установки.

— А вот установки — это ленинизм: надо накормить народ и т. д. А как это сделать? Предъявляются некие лозунги, а «технологии» в социальном смысле за этим не стоит. Вопрос не в том — ЧТО, а в том — КАК.

Поэтому я предвижу сногсшибательный провал в очередной раз всего, что сейчас задумано. Причем я не злорадствую, а скорблю, потому что это будет провал российско-державной установки, в которую «впаен» блок неосуществимых экономических реформ.

При этом совершенно забыт ценностный аспект. Более того, публично прозвучавшее отречение от социалистического эксперимента — это мина замедленного действия.

— Под кого?

— Под Ельцина, по большому счету. По очень простой причине — Россия не может признать поражение. Это — не ее ментальность. Она никогда не терпела поражений.

— Как это? А русско-японская война 1905 года?

— Поражение же не было признано. Было сказано, что виноват царизм, и тут же пошла революция. Каждый, кто признает поражение, — подписывает себе приговор и начинает испытывать давление народной массы.

— То есть она стремится взять реванш?

— Конечно. Мстить! И признавший поражение должен понимать, что он сам становится объектом метафизической мести. Вот эти глубинные просчеты — на уровне бытия, на уровне высоких технологий и ценностей — они вообще не учитываются концептологами современных демократов.

— Может, их нет?

— Да всегда кто-нибудь есть.

— Бурбулис?

— Да ну! Это вообще — кафедра общественных наук со всем ее потенциалом.

— Ну вот мы с вами сейчас рассуждаем на концептуальном уровне. Так ведь? То есть я вижу вашу «несущую конструкцию», и даже если не принимаю ее — мне легче с вами спорить.

— Так это же самое главное! Наличие концепции — это вызов, он вынуждает выдвинуть ответную концепцию.

Но нужна иная концепция, а не смена образа врага! Вот говорят: Ельцин — это Горбачев сегодня. Если это так, то — конец всему. Когда-то я публично отдал дань Ельцину полностью, сказав, что это— лидер, что это смелый человек. И я добавил: если он будет опираться на государственно-ориентированную часть демократического движения — будет все в порядке.

Сейчас я называю даже три кита — младопатриотизм («Молодая Россия»), государственный демократизм и «белый коммунизм».

— Это еще что такое?!

— «Белый коммунизм» — это тот, который утверждает, что не хлебом единым жив человек, что высшие мотивы в труде играют доминирующую роль. И в этом смысле коммунизм неизбежен, потому что наступает информационная революция, а внутри нее — происходит сдвиг мотивов в сторону высоких материй: самоактуализации, самовыражения, творческой борьбы.