Сегодня мы говорим о том, что русская духовная оппозиция принимает на себя ответственность за все исторические периоды жизни страны. История — не келейная яма, из которой можно выбирать, как на прилавке, вкусные куски, а остальные отбрасывать противнику. Все — наше. Последние семь лет — наши, 70 лет — наши. Тысяча лет — наши. Все, что опорочили наши противники, все это мы воскресим в новой форме. И это не будет ни реакцией, ни реставрацией. Мы против того, чтобы шла назад страна, возвращалась к номенклатурно-коммунистической России. Она ушла в прошлое. Но мы и против имитации, которую предлагает сегодня Запад, а также Гайдар с его школой. Для нас административно-командные методы столь же замшелы, как и рыночные цены. Я хочу иметь собственность, но прежде всего — на свою историю, свой дух, свою нравственность. Когда эта собственность отчуждается, это означает ограбление.

Русская духовная оппозиция верит, что вопреки планам тех, кто разрушал страну, преодолен стресс. Сегодня у нас уже образовались концерны и корпорации, на которые с удивлением смотрит даже Япония. У нас началось становление каркаса новой крупной национальной промышленности. У нас уже сегодня есть такие зачатки внутри нашего полуразрушенного хозяйства, которые при интеграции на новых основах дадут нам первый рост до 15–18 процентов в год. Мы, осуществляя консервативную революцию, выведем страну в число передовых индустриальных стран в течение десяти лет. Во всем, что произошло, мы видим свои позитивные стороны.

Русская духовная оппозиция никогда не будет поджигать гражданскую войну. Но это не значит, что она будет отмалчиваться и уходить в кусты. Русская духовная оппозиция уже достаточно сильна.

«Панорама Латвии» 6.06.92.

— Серей Ервандович, прежде всего хотелось бы услышать вашу оценку теперешнего геополитического состояния Балтии.

— Особое значение Балтии было в том, что она представляла собой зону, в которой существовал определенный нонконформистский микроклимат, транслировавшийся по всей империи. Сегодня это качество ушло. Балтия напоминает спущенный воздушный шар. Она наконец обретает свой нормальный размер и свою адекватность — становится провинциальным, второразрядным регионом, могущим претендовать на интеграцию в северную Европу, либо — через Польшу — в задворки Восточной. Вот если бы Россия претендовала на Балтию, то последняя была бы более интересна Западу — возможно, появились бы здесь военные базы НАТО.

— А вы исключаете возможность того, что разразится конфликт между Россией и Западом из-за Балтии?

— Сейчас — почти исключаю. Балтия была для Запада местом отработки замены одной элиты другой, методов развала Союза. «Мавр сделал свое дело…» Задев несколько человек здесь, можно было обеспечить мировой скандал. А события на юге СССР, где убивали сотни людей, получали две строчки в газетах. На стыке, на противостоянии Союза и Запада она была бы в центре внимания, находись Балтия в СССР или нет. Теперь ей остается искусственным образом поддерживать конфронтацию — это, в отличие от масла и бекона, действительно конкурентоспособный товар. Я бы тоже задевал Россию, будь я балтийским политиком.

— Но если Россия весьма слабо реагирует на провокации, то совсем иначе могут себя повести русские в самой Балтии.

— Это совсем другое. Как только политики Балтии из в общем-то умеренных станут настоящими радикалами, это даст соответствующую реакцию русскоязычного населения. Рано или поздно это приведет к опрокидыванию режима, строящегося на национальной конфронтации.

— А какая концепция объединения русских в республиках Балтии кажется вам оптимальной — партия в местной политической системе или ассоциация, ориентированная, подобно судетским немцам, на «фатерланд»?

— Веди я здесь какую-то политическую игру, я создал бы русскую партию. И уж как она себя будет определять — как сторонников возрождения империи, или как сторонников новой республики — неважно. Появится новая политическая элита, которая сможет подписать с новой российской элитой консенсус, и он будет значительно лучше, чем старый союз. Так что не нужно никаких слез и тоски и при виде родных танков. Это — старое, потребительское, неполноценное мышление. На смену ему придет новое сословие. Кто сможет помешать ему встать здесь твердой ногой?

— Что вы думаете о газете «День»?

— Она — единственная, которая прорвалась. Правда, она несколько экстравагантна. На одной странице с ностальгией говорится о Варенникове и о взятии рейхстага, а на другой — Гитлер. Эдакий политической постмодернизм…

— Не знаю, как Гитлера, но скажем, Ле Пена — «День» печатает просто как соратника…

— Мы, новая русская элита, найдем общий язык с любыми национал-радикалами. В «новом правом» консерватизме нет понятия крови. Он апеллирует к почве.

— В «Тайм» была статья о «новых правых», где с высказываниями высоколобых интеллектуалов-идеологов соседствовали фотографии избиения «черных». Теория и практика..

— Элита должна понимать, что она обязана объединяться с элитой других наций, чтобы оседлать то, что она вызывает к жизни. Если мы ответственны за свои идеи, то мы рано или поздно придем к союзу. «Новая правая» отличается от фашизма тем, что никогда не опускается на уровень массового сознания.

— Почему же тогда Казинцев, скажем, не пожмет руку Мирче Друку?