Минутко Игорь Александрович
Шрифт:
Эрнст допил кофе и внимательно слушал, вертя в руках пустую чашку с отбитым краешком. Человек в очках, очевидно, почувствовал его пристальный взгляд, повернул голову и всмотрелся в лицо Эрнста.
– Где я тебя видел, юноша?
– На рынке. Я торговал овощами, - смущенно ответил Эрнст.
– Ну да, конечно! Это ты мастерил такие замечательные натюрморты? Как же ты очутился в этом логове? Ну да ладно, присаживайся к нам. Мы готовим новую постановку «Вильгельма Телля». Слышал о нем?
– Да, я читал Шиллера. Пьеса мне очень понравилась.
– Чем?
– Живо поинтересовался новый знакомый.
– Телль был отважен и умел бороться за свободу своего народа.
– Ты правильно понял Шиллера. Молодец! А как зовут тебя?
– Эрнст Тельман.
– Так ты мой тезка! И почти Телль: Тельман. А меня тоже зовут Эрнстом, фамилия Друкер. Слыхал?
– Я в вашем театре смотрел «Дона Карлоса» и еще «Разбойников». И «Марию Стюарт». Это было давно, года два назад. Вы ставили спектакли в пользу забастовщиков.
– Совершенно верно, - подтвердил Друкер.
– Мы тогда хорошо помогли бастующим рабочим, и я горжусь этим. Слушай, приходи сегодня вечером в театр, у нас первый спектакль «Вильгельма». Спросишь меня.
– Вы - директор театра?
– Я режиссер, художник по костюмам и декоратор, актер и дирижер. Один во многих лицах, - засмеялся Эрнст Друкер.
– Театр наш бедный, но пусто в нем не бывает.
– Я непременно приду, - сказал Эрнст.
– А теперь ты куда?
– В порт.
– Эрнст помолчал.
– Может быть, удастся подработать...
В порту, ворочая шеями, работали бесчисленные краны, свистели паровозы и ржаво скрежетали лебедки.
От пирса к складам вереница грузчиков таскала пузатые мешки. Согнувшись чуть не пополам, тяжело ступая, люди двигались взад-вперед, словно заведенные механизмы. Потные лица их не выражали ничего, даже облегчения, когда они уже без груза возвращались к пирсу.
– Эй, дружище, а ты что стоишь?
– сказал один из грузчиков, мимоходом положив на плечо Эрнста тяжелую руку. С виду он был постарше года на два.
– Ведь не глазеть пришел?
Эрнст снял куртку, повесил ее на гвоздь у ворот склада и подошел к пирсу, где горой лежали мешки.
«Донесу, не так уж тяжело, пудов пять», - подумал он, взвалив на спину первый мешок. От пирса - он подсчитал - было всего восемьдесят шагов. Но беда в том, что с каждым новым мешком эти шаги как бы удваивались и давались все труднее и труднее.
– Чем эти чертовы мешки набиты?
– спросил он.- Железными опилками, что ли?
– Солью, - ответили ему.
Восемьдесят шагов от пирса до склада, столько же обратно налегке, когда мало-мальски можно перевести дух. В голове у Эрнста позванивали молоточки, ноги все больше наливались свинцом, во рту стало сухо.
Когда Эрнст в двадцатый раз подошел к пирсу, в глазах у него завертелись зеленые кольца, боль в ногах вдруг отступила, он провалился в темноту.
– Ничего, полежи немного, - услышал он чей-то голос.
– Пройдет, только дыши глубже.
Над Эрнстом нагнулся тот самый молодой парень, который первым заговорил с ним.
– С непривычки это почти со всеми бывает, потом втянешься.
Эрнст понял, что лежит на мешках, рядом с доской. По ней по-прежнему, натужно покряхтывая, взбегали грузчики.
– Спасибо, - сказал Эрнст, приходя в себя.
– Не ожидал, что здесь так тяжело.
– Тяжело, - усмехнулся парень.
– Да тут настоящая костоломка. По вечерам кажется, будто тебя весь день лупили палками.
– Он помог Эрнсту встать.
– А куда денешься? На другую работу без специальности не берут, вот и приходится тянуть это ярмо, иначе сдохнешь с голоду.
Вечером, едва волоча ноги, Эрнст все же доплелся до театра Друкера. И скоро забыл об усталости. Спектакль захватил его. И публика тоже пришлась по душе. Большинство зрителей были портовиками. Происходящее на сцене они принимали как саму жизнь и на речи героев отвечали криками угрозы или одобрения. Когда друг и соратник Вильгельма Мелькталь (он же Эрнст Друкер), подняв над головой копье, воскликнул:
– Мы беззащитны?! Для чего ж тогда
Нас тетиву натягивать учили
И тяжкою секирою владеть?! –
зал разразился рукоплесканиями. А последние слова Телля: «И слугам всем дарую я свободу!» - и вовсе потонули в громе неистовых аплодисментов. Эрнст тоже хлопал так, что горели ладони. После окончания спектакля он отправился за кулисы.
Друкер в протертой бархатной куртке с черным галстуком отдыхал на деревянной скамье, на которой недавно восседал Вильгельм Телль. В руке он держал кружку пива.