– Ну, тогда и мне дай сигарету, табак надоел.
– Сделав несколько затяжек, Ганс с усмешкой сказал: - д ты, видно, пирогами сыт. Снова из дома прислали?

– Прислали, не забывают, - в тон ему ответил Эрнст.
– Разве на солдатском пайке проживешь?

– Это правильно. А с чем пироги были?

– Сейчас покажу.
– Из нагрудного кармана мундира Эрнст вынул сложенный вчетверо листок и протянул товарищу. Перекатывая во рту сигарету, тот молча стал читать. Эрнст ждал.

– Непонятно мне, - сказал наконец Ганс, - вот этот Карл Либкнехт - он кто? Имя и фамилия вроде немецкие, а пишет... Будто наш главный враг не в окопах противника, а в собственной стране. Интересно получается. А кто же тогда французы? Друзья, что ли? Вон их сколько полегло, да и наших много побили.

– Может, и друзья.
– Эрнст повернулся к Гансу, бросил окурок на дно траншеи и затоптал его ногой.
– Попробуй найди среди этих убитых и живых французов хоть одного лавочника или фабриканта. В кого мы стреляем? В таких же, как сами, рабочих и крестьянских парней. Так-то, брат. Выходит, не они наш главный враг. Их самих насильно загнали в окопы и заставляют умирать неизвестно за что.

– Значит, - развел руками Ганс, - для французов тоже не мы враги, а их буржуи? Я правильно понимаю?

– Правильно, Ганс! Втолкуй себе раз и навсегда: капиталисты затеяли эту войну ради своих интересов. Только воюют они не сами, а нашими руками, руками народа, потому что власть у них. И везде так - в Германии, во Франции, в России...

Они помолчали. Солнце над головой висело раскаленной добела сковородкой.

– Почему же тогда, Эрнст, буржуи нами командуют, почему не свернуть им шею? Нас же больше!

– Беда в том, что не все так думают, не все это понимают. Вот поэтому социал-демократы Карл Либкнехт, Роза Люксембург и пишут воззвания, чтобы раскрыть нам глаза, чтобы люди знали, кто главный враг.
– Тельман взял винтовку, стряхнул пыль с мундира.
– Повернуть оружие против буржуазии непросто. Вот если этого захотят не только ты да я, да еще два-три десятка солдат, а весь трудовой люд, включая армию, - тогда дело другое. Тогда скрутим шею буржуям, как ты говоришь. А пока, дружище, передай листовку товарищам, пусть читают. Да осторожней, время военное. Разговор, чуть что, будет короткий.

– Сам-то поосторожней.
– Ганс, который был старше Тельмана, озабоченно посмотрел на товарища.
– Держи ушки на макушке.

– Держу, - отшутился Эрнст.
– Видишь, еще торчат кверху, а не висят лопухами.

Они засмеялись и пошли по траншее туда, откуда доносились негромкие голоса и где курился дымок сигарет и самокруток.

В блиндаже Эрнст Тельман пристроился на ящиках от снарядов и, достав лист чистой бумаги и карандаш, стал писать письмо: «Спасибо вам за посылочку с домашним пирогом. Мне он понравился, товарищам моим - тоже. Будете печь еще - не забывайте про нас».

Только самые близкие друзья знали, что пироги долгое время служили прикрытием. Между картонными стенками коробки, в которую их укладывали, были спрятаны листовки. Их присылала на фронт Тельману социал-демократическая группа «Спартак», ставшая в Германии центром антивоенной борьбы.

...Рано утром 19 января 1934 года в замочной скважине загремел ключ. Дверь распахнулась.

– Выходи!
– Гиринг стоял в коридоре рядом со стражником и демонстративно похлопывал о ладонь плеткой.

Эрнст Тельман, прямо глядя в глаза гестаповца, которые ничего не выражали, кроме тупой злости, шагнул ему навстречу.

...Знакомая комната. Табурет. У одного гестаповца засучены рукава белой рубашки по локоть. Пиджак предусмотрительно снят. Сколько их? Кажется, пятеро. Сколько стоит за спиной?

Он взглянул на часы. Четверть десятого утра.

– Итак, Тельман, ты будешь отвечать на вопросы?

– Ни на какие вопросы я отвечать не буду.

– Посмотри еще раз на часы.
– Гиринг стоял перед ним, поигрывая плеткой.
– Даю тебе пять минут,

«На этот раз живым отсюда я не выйду, - хладнокровно подумал он, сжимая веки.
– Что же, мы все готовы к такой развязке. И смерть революционера, достойная смерть, - тоже борьба, В последнем поединке нам есть с кого брать пример. А как встретили свой смертный час они?.. Память, память! Приди на помощь!..»

...Весть об Октябрьской революции в России он встретил во Франции, в окопах. Шли изнуряющие «позиционные» бои. Целый год бездействия, почти бездействия. Только агитационная работа среди солдат, распространение листовок «Спартака» с краткими статьями его лидеров - Розы Люксембург и Карла Либкнехта.

А потом - эта бойня. Батарея, в которой служил Эрнст Тельман, оказалась в 70 километрах от Парижа. То было кровопролитное и бессмысленное :- в стратегическом отношении - наступление немецких войск на французскую столицу, авантюрная попытка германского генерального штаба переломить ход войны в свою пользу.

Обескровленная армия остановилась. Французские войска в августе 1918 года перешли в контрнаступление. В ту пору в записной книжке Эрнста Тельмана появились такие слова: «Никогда я не видел ничего более ужасного, чем сегодня»; «Все тот же убийственный артиллерийский огонь противника»; «Мы несем чудовищные потери».