Вся парашютная эпопея заняла тридцать семь дней: тринадцатого апреля космонавты прилетели, а девятнадцатого мая получили значки инструкторов парашютно-десантного дела. Кстати, этот так трудно доставшийся ему значок Гагарин носил и после того, как его китель украсила уже Золотая Звезда...

А теперь космонавтов ждала, вслед за Быковским, сурдокамера. Казалось бы, для такого общительного человека, как Юрий, искус одиночеством должен был сделаться особенно невыносимым! Только привычка к дисциплине, «уменье с вдохновением отдаваться будничным заданиям», как скажут потом о нем в прощальном слове друзья-космонавты, только железная воля и крепкие нервы могли бы удержать его в норме.

Так казалось... Но скорый вывод не самый верный. Напротив, мне думается, что именно благодаря своей общительности Гагарин легче других перенес одиночество. Он быстро нашел выход: ему составил компанию... собственный голос. «Доброе утро. Начинаем зарядку», - говорил он, просыпаясь. И целый день проходил в подбадривающей игре с самим собою. Мы ведь уже знаем, как он умел самозабвенно баловаться с детьми. Склонность к взаправдашней выдумке и фантазерству оставалась в нем до конца.

Тотчас после гагаринского полета вышла интересная книжка под названием «Труден путь до тебя, небо!». Глава о пребывании Гагарина в сурдокамере особенно впечатляет.

«В комнате работали трое, - рассказывал автор - Врач-психолог, лаборантка и инженер. Но все время чувствовалось присутствие кого-то четвертого. То и дело слышалось: «Он проснулся сегодня раньше...» «Он передал, что чувствует себя отлично...» Он - космонавт. Сейчас он совсем в другом мире. Он много дней не видел людей, не слышал человеческого голоса. «Наверно, это страшно?» - спрашиваю психолога Федора Дмитриевича».

Ведь от одиночества, от тишины самые здоровые люди сходят с ума, у них появляются галлюцинации... Но врач включает ленту записи, и раздается живой, улыбчатый голос Гагарина: «Земля! Я - космонавт. Сегодня пятое августа тысяча девятьсот шестидесятого года. Московское время - восемь часов сорок минут. Приступаю к завтраку. Та-ак... морковное пюре... По случаю вашего прибытия на Землю, Юрий Алексеевич, сегодня праздничный завтрак!»

«Снаружи камера похожа на рубку корабля, - пишет Апенченко.
– Здесь даже иллюминаторы. Но они не пропускают дневного света, камера изолирована от всего - от звука, от света. Даже атмосфера у нее своя».

Однажды все очень встревожились: датчик дыхания «не писал». Спешно включили телевизор, и тогда в полутьме разглядели с облегчением фигуру спящего Гагарина; ладонь под щекой, грудь ритмично вздымается... Уф!

«Лампочки на столе у Юрия замигали. Красная, красная, белая. Он посмотрел в табличку и прочитал: «Поправьте датчик дыхания».

Так, молча, разговаривала с космонавтом Земля. И понемногу он привык к ее немому разговору. Но озорство не оставляло его и в этой унылой обстановке. Он начинал болтать сам, зная, что за толстыми стенами с электронной начинкой его услышат.

«Он вспоминал, кто должен дежурить в тот день, и говорил, даже не требуя ответа. «Зин? А Зин?
– доносилось из динамика.
– Ты сегодня дежуришь ведь?
– спрашивал Юрий лаборантку.
– Как там моя Валя? Передай ей, что я тут обжился».

Прошло еще несколько дней. По эту сторону камеры знали, что сегодня затворничеству наступит конец. Но сам Гагарин ничего не подозревал, для него бесконечное время продолжало тянуться и тянуться...

Неожиданно из динамика донеслось странное мурлыканье под нос:

Вот порвались шнурки, –

пел Гагарин.

Пора готовиться к записи...

Сколько мне дали электродов...

Один электрод с желтым шнурком...

Другой электрод с зеленым шнурком...

Третий электрод с красным...

«Мне было непонятно все это, - вспоминает Апенченко, - и Федор Дмитриевич просто объяснил: «Иссякли впечатления в камере. Вот он и ищет новых впечатлений. Поет, как казах, обо всем, что видит».

А в характеристике, составленной перед его полетом, было сказано: «Реакции на «новизну» (состояние невесомости, длительная изоляция в сурдокамере, парашютные прыжки и другие воздействия) всегда были активными: отмечалась быстрая ориентация в новой обстановке, уменье владеть собой в различных неожиданных ситуациях. Уверенность, вдумчивость, любознательность и жизнерадостность придавали индивидуальное своеобразие выработке профессиональных навыков».

Работа космонавта состоит из двух полюсов внутреннего состояния: из готовности к риску, небоязни и даже тяги к критическим ситуациям, и в то же время из постоянной самодисциплины, которая исключает возможность зарваться. Обе эти силы, как центростремительная и центробежная у планет, действуют безостановочно, одновременно и составляют суть мастерства новой профессии.

ЗАРУБКА НА ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

Космическая эра началась несколько раньше, чем об этом узнал первый космонавт.

Гагарин и его товарищи услыхали сообщение ТАСС в Оренбурге 5 октября 1957 года. А крошечный железный цыпленок со своим боевым писком «бип-бип» поднялся с уже построенного космодрома. Его несла материнская рука уже созданной ракеты. И люди, которые совсем недавно, будучи вызванными пред светлые очи академика Королева, смущенно бормотали, что вовсе не знают, как строить космические аппараты, что нет у них для этого опыта, и неизменно получавшие ироническую отповедь: «А для меня спутники не новость? Я, что ли, летал уже к звездам?» - эти самые люди успели понемногу втянуться в свою уникальную работу. У них наладился собственный быт, взаимовыручка и соперничество. Например, тех, кто строил ракету, с теми, кто монтировал «ПС» - Простейший Спутник под домашней кличкой «пеэсик»...