– Не бойся, прыгать и скакать не буду, – пообещал я, ставя ноги на землю и морщась от боли в натертых и пораненных ступнях.

Мы двинулись дальше. Макс впереди, я за ним на полусогнутых, шепотом чертыхаясь всякий раз, когда наступал в потемках на какой-нибудь особо коварный камешек или сухую ветку. Вокруг было тихо. Лишь потрескивали мертвые деревья. А оставшийся позади живой лес изредка давал о себе знать – то взлетит высоко тонкий вой, то коротко провизжит кто-нибудь, то зарычит, то совсем по-человечьи громко забормочет. Мы шли меж кривых безжизненных остовов, и звуки ночных обитателей живого леса мало-помалу стихали. Нет, как бы там ни было, а возвращаться не стоит. Здесь лучше. Здесь все-таки никого нет...

– Ё-моё!

– Не ори! – тут же развернулся ко мне Макс. – Спятил?

– Палец сбил... – проскрежетал я, присаживаясь на корточки. – Темно же! Камень какой-то сраный подвернулся... Тебе хорошо, вон на тебе башмаки какие...

– Ну, все равно... Постарайся, Никита, потише себя вести, ладно? Я в таких местах еще не бывал: мертво, тихо и пусто, но кто его знает... В Поле никогда и ничего нельзя знать наверняка. Отчего здесь все погибло? И трава, и деревья? Или не погибло? А если это такая форма жизни? Идти можешь?

– Отпустило вроде... – Отдуваясь, я поднялся. – Пойдем... Какая тут форма жизни? Чудится со страху.

– Ну-ну, – проговорил Макс и пошел дальше.

– В заброшенном доме тоже от каждого шороха вздрагиваешь, – негромко говорил я, глядя в качающуюся впереди широкую спину оружейника, разделенную вдоль прорехой на рубашке, – это уж инстинкты, ничего не поделаешь. Наследие первобытного прошлого. Страх неизвестного и все такое... Макс!

– Опять орешь?

– Не беги так! Я же не поспеваю! У меня палец...

– Я и не бегу, нормально иду.

– Значит, притормози. Давай помедленней, а?

– Может, вообще здесь привал сделаем? Отдохнем до утра?!

– Сам разорался! А на меня еще полкана спускаешь!

– Прости... – Макс на секунду остановился, провел рукой по всклокоченной голове. – Нервы. Ненавижу такие места. Ненавижу быть в Поле ночью... А у нас даже оружия нет. У меня ни одного ножа не осталось.

Он замедлил шаг, но спустя некоторое время опять ускорил. Действительно – нервы. И я нервничаю. И я безоружен. А впрочем, почему это – безоружен? В затылке прочно и надежно теплеет огонек, который (я знаю!) способен взметнуться беспощадным пламенем. Только вот как управлять им? До сих пор это выходило у меня само собой, но значит ли это, что в момент опасности все снова получится как надо?

Я почувствовал усталость. И беспокойство – почти страх. Это темнота на меня так действует – темнота и то странное место, куда мы с Максом попали. Теперь я словно солдат, бегущий в атаку с мощным, но еще не обстрелянным оружием диковинной конфигурации. Где у этой хреновины затвор? Где спусковой крючок и предохранитель?

«И все же я неизмеримо сильнее и Драконов, и Мертвых, – насильно вызвал я из подсознания мысль. – Я так же могущественен, как Морок! А скорее всего даже и могущественнее! Вот вам всем! Вы говорили – я не воин. Да, не воин – в вашем понимании, – но у меня есть кое-что посильнее ваших мечей, катан, ятаганов и стрел! И кто знает, может быть, именно пережитые мною сильнейшие приступы испуга пробудили, всколыхнули в моей голове огненную силу... Надо бы выяснить у Макса: случалось ли такое прежде, чтобы человек из общего мира в Поле обретал сверхъестественные способности? Поаккуратнее выяснить. Не рассказывая о беседе с Морок, о визите в Поле Руин...»

Я поднял голову и открыл уже рот, но Макса впереди не увидел. Только черная пустота, из которой коряво торчали изломанные жесткие ветви, кривые стволы и острые каменные осколки.

Вот это новости! Мало того что заблудились, так еще и потеряли друг друга!

– Макс! – приглушенно крикнул я и побежал вперед, не обращая внимания на камешки, впивающиеся в босые подошвы. – Макс!..

Говорил я ему, блин, чтобы шел помедленнее! Что теперь делать?

– Макс!

Я остановился, тяжело дыша. Сухие деревья потрескивали, как в костре. Безмолвная темнота переливалась сама в себе, словно море. От этого казалось, что кривые деревья вокруг меня шевелятся. Колышут уродливыми ветвями, как культями отрубленных рук.

Я моргнул и протер глаза. Наваждение пропало, я пошел вперед. Не побежал, а пошел, и пошел медленно. Не шевелятся, мать их так, деревья. Чего им шевелиться, когда ветра нет? В теле опять горячо запульсировала кровь. По пути я часто оглядывался – не давало покоя паскудное чувство копошения за спиной. Боковым зрением я замечал движение в темноте, но при взгляде в упор ничего странного не видел.

– Макс!..

Тишина... от которой кожа на спине сама собой съеживается. Куда подевался мой оружейник?

Местность изменялась. Деревья становились все ниже, все ниже они гнулись к земле, острых камней не попадалось, изредка встречались продолговатые и пологие, как гробы, валуны. Земля будто накренилась; теперь я шел вниз, и спуск с каждым шагом был все более крутой. Надо мной в темноте ощущались края широкого округлого котлована, в который я глубже и глубже погружался. Где, черт возьми, Макс?!

– Макс! – крикнул я и непроизвольно охнул. Впереди – шагах в пяти – качнулась в темноте спина, обтянутая красной рубахой, лопнувшей вдоль по шву.