Сычёва Лидия
Шрифт:
В докладе об этих переменах, сделанном в английском Королевском институте международных отношений, отмечалось, что «нацистские учебные заведения во многих отношениях построены по образцу наших английских public schools. Всё их воспитание направлено на то, чтобы привить веру в непобедимость нации». Докладчик сэр Роувен-Робинсон отметил, что руководители школ «Napolas» — «в высшей степени славные люди».
Единственное, что поначалу снижало эффективность перестройки воспитания на английский лад, это интеллект воспитуемых. «У нас его так много, что с ним одни трудности, — сетовал Й. Геббельс. — Мы, немцы, слишком много думаем. Интеллект отравил наш народ».
Так-то оно так, рассудит читатель, но в конце концов англичане решительно поставили на место и своих, британских нацистов, и германским дали достойный отпор на морях, в небе и на суше. И разве не англичане были нашими союзниками в совместной войне против зла?
Кто же спорит — были. Но и в предвоенной истории, и в ходе той войны было немало такого, о чём западные, а у нас в России прозападные историки, политики, публицисты предпочитают не вспоминать, привычно и настойчиво переводя стрелки исторической вины во всех грехах с Запада на Восток, на Россию. Так, чтобы, придавленные виной за один только пакт Молотова-Риббентропа, мы не смели напоминать Европе и миру ни о позорном мюнхенском сговоре Чемберлена с Гитлером, ни о зловещей тайне полёта Р. Гесса в Англию в мае 1941 года, ни о, скажем так, странной оккупации вермахтом принадлежавших Британии Нормандских островов с 1940 года до окончания войны в 1945 году. Пять лет рядом развевались британский «Юнион Джек» и нацистское знамя со свастикой. Все эти пять лет здесь царила атмосфера, в которой немцы и англичане чувствовали себя так, будто между ними не было и нет войны. По свидетельству американского журналиста Ч. Свифта, побывавшего на островах в 1940 году, побежденные подданные гордой страны вели себя с вежливым почтением, а немцы называли англичан «двоюродными братьями по расе».
Уровень коллаборационизма и уровень безопасности немецких военных, ходивших безоружными, здесь были, по свидетельствам очевидцев, самыми высокими в Европе. Британская администрация островов действовала как агентура гитлеровцев. На островах, например, были введены специальные законы против евреев. Некоторые островитяне принимали участие в издевательствах над заключёнными концлагерей, а в июне 1945-го, когда война была позади, Министерство информации Великобритании заявило, что коллаборационизм на островах «был почти неизбежен». Или, говоря прямее, оправдан. Никто из нормандских коллаборационистов не был привлечен к ответственности. Более того, 50 самых активных из них были тайно вывезены в Англию и отпущены на свободу, а члены местной администрации даже удостоились почестей.
От нас всё настойчивее требуют так смотреть в зеркало нашей истории, чтобы мы поняли, из какой бездны вытягивает нас либерализм, в том числе английский, путём демократизации российской жизни и «евроремонта» истории.
Но многие ли на Западе готовы посмотреть в свои собственные зеркала? В них можно увидеть много чего. Так, если взять электронную версию Британской Энциклопедии и отыскать в ней тему фашизма, то обнаружится тьма информации о фашизме итальянском, испанском, сербском, хорватском, русском!.. О британском же — скупая сточка, о том, что его сторонников было порядка 50 тысяч человек. И рефрен всё тот же: надёжным оплотом против скверны был и остаётся исключительно Запад с его демократией.
Между тем, не кто иной, как Ф. Папен, последний германский канцлер накануне прихода к власти А. Гитлера, признавал, что нацистское государство возникло, «пройдя до конца путь демократии».
На отсутствие непроходимой пропасти между ними указывал и философ К. Хоркхаймер, утверждавший: «Тоталитарный режим есть не что иное, как его предшественник: буржуазно-демократический порядок, вдруг потерявший свои украшения».
Аналогичный вывод делал Г. Маркузе: «Превращение либерального государства в тоталитарное произошло в лоне одного и того же социального порядка. Именно либерализм „вынул“ из себя тоталитарное государство как своё собственное воплощение на высшей ступени развития».
Устарело? Кануло в историю? Как знать. Ибо у истории есть свойство — не уходить в прошлое насовсем.
НИКОЛАЙ ПИРОГОВ. ПЕРЕВЕРТЫШ МОРАЛИЗИРУЕТ
Журнал «Наука и жизнь» в 2011 г. опубликовал серию статей публициста Александра Ципко. Они касаются основ нашей идеологии, автор выступает и в роли судьи, и в роли учителя, разъясняя непонятливым, что и как мы должны делать, чтобы догнать «цивилизованные страны». Если попытаться выделить основную идею, то она, на мой взгляд, сводится к тому, что семьдесят советских лет не просто потерянное время для страны, а период российской истории со знаком минус. И мы, по мнению Ципко, должны это понять, усвоить и преодолеть последствия большевизма. Не преодолеем — отстанем навсегда. И на этом пути«…не надо бояться обвинений в „очернительстве“ советской российской истории. Ведь на самом деле на карту поставлена судьба русской нации».
А. Ципко показывает, какой мы, русские, плохой народ, и подробно это поясняет: у нас «советское самомнение», «мутное сознание», нам свойственны «леность ума», отсутствие привычки к самостоятельному мышлению, мы безынициативны, нам присуще стремление решить все проблемы путем разрушения «до основания» существующего строя, мы «начисто лишены способности к самоорганизации», негостеприимные (даже жадные), у нас национальная болезнь — распри, мы не можем жить дружно, наиглавнейший русский дефицит — дефицит братства, коллективизма, способности к кооперации усилий на благо своего народа.
Дав набор отрицательных черт русского народа, Ципко, видно, чувствует, что допустил перебор. Слишком много уксуса. Надо добавить патоки: «Русская нелюбовь к коллективному труду, нелюбовь к коммунизму нисколько не обедняет его (русский народ. — Н. П.) духовно, не мешает ему быть добрым, веротерпимым, не лишает его природной смелости, мужества и т. д.» Подведя черту и просуммировав качества, которыми наделил нас г. Ципко, получаем образ веротерпимого дуролома, благодаря таким деятелям, как А. Ципко, прочно обосновавшийся в массовой зарубежной культуре.