Он в очередной раз подчеркивает «противоестественность и большевистской идеологии, и большевистского эксперимента». На эту тему написаны многочисленные серьезные работы, в которых, напротив, доказывается закономерность, а не противоестественность пути, избранного народом в 1917 году. Но полемизировать с ними Ципко почему-то не берется. Наши контрреволюционеры (Ципко один из них) последние 20 лет активно вводили в оборот словосочетание «большевистский эксперимент», называя так советский период. Это неверно с позиций и теории, и практики. Эксперимент ли это, рассудит история через столетия. А практика протестует и сейчас: нельзя «в порядке эксперимента» стать второй сверхдержавой мира.

Ципко не дает покоя наша победа в 1945 и связь ее с понятием «социализм» и с именем И. Сталина. Он силится доказать недоказуемое, что наш народ победил фашистскую Германию не благодаря социалистической системе, а вопреки и ей, и Сталину. Для краткости ответа на ципковские инсинуации сошлюсь на фронтовика, известного философа и социолога А. Зиновьева: «Да, войну вел и одержал победу народ. Но не просто какой-то абстрактный народ, а народ советский. Подчеркиваю: советский! А советский народ — это народ, совершивший в 1917 году величайшую в истории человечества социальную революцию. Народ, ставший первооткрывателем нового пути социальной эволюции, качественно отличного от всего того, что до этого знала мировая история. Народ, построивший коммунистический социальный строй, оказавший влияние на ход всей мировой истории. Народ коммунистически образованный и воспитанный. Народ, возглавлявшийся коммунистической партией и высшим руководством во главе со Сталиным. Это — исторический факт, игнорирование которого означает преднамеренную фальсификацию истории» (Зиновьев А., Распутье. М., 2005, с. 267). И еще: «В годы войны ни у кого в мире (за редким исключением) не было на этот счет никаких сомнений: подавляющее большинство советских людей сражалось за советскую (подчеркиваю — советскую!) Родину» (там же, с. 269). Короче и точней сказать трудно.

Александр Ципко стал известен широкой публике после публикации в журнале «Наука и жизнь» в 1988–1989 гг. статей под названием «Истоки сталинизма». Будем объективны — автор провел серьезное исследование актуальной проблемы. Но даже в этих статьях во времена вседозволенности, когда можно было без опаски критиковать любые авторитеты, Ципко весьма уважительно относился к положениям марксизма.

Статьи в том же журнале в 2011 году — это не исследование, а попытка обосновать заранее намеченный результат. Учитывая опытность автора, его умение манипулировать фактами, этот материал представляет реальную опасность для объективного понимания социально-экономических процессов, происходящих в нашей стране. Он работает, без сомнения, во вред России, ее будущему.

Эта речка вышла из берегов в 1993-м — накануне расстрела Ельциным российского парламента. На вид она смиренная, правда, с «хрипотцой» в голосе, что отразилось в названии — Ар-хи-пов-ка. В своё время Виктор Астафьев лавливал в ней хариусов. Согласитесь, это всё-таки лучше, чем «Ловля пескарей в Грузии». Хариусы таятся в её ямках и поныне, и, словно храня родовую память о том непредсказуемом разливе, здесь строят свои плотины бобры. А тогда эта тишайшая, заросшая ивняком да ольшаником речушка буквально взъярилась. Затяжные дожди в верховьях, видимо, сделали своё дело, и, вздымая ранним утречком бражные волны, Архиповка выворачивала с корнем прибрежный подрост, подмывая гостиницу, в которой мы в ту пору расположились, приехав с другом к Леонарду Постникову. Гостиница Чусовской детско-юношеской спортивной школы олимпийского резерва «Огонёк», где директорствовал Леонард Дмитриевич, была сложена из бетонных плит. Разумеется, никто бы не подумал, что под напором воды эти плиты будут складываться, как карточный домик.

Грохот на нижнем этаже! Мы с другом — вниз. Нет одной стены, а по Архиповке прямиком в Чусовую плывёт величественный крейсер дивана, захваченный восставшей природой.

Поднялись на второй этаж. У друга — день рождения. Я приготовил ему дарственную книгу, которая ещё не подписана. Беру авторучку и, взглядывая, как музыкант в ноты, на трещину, бегущую по стене к потолку, подыскиваю нужные слова. Делаю шаг через порог в смежную комнату, чтобы поздравить именинника, и за мной обрушивается наружная стена!.. Отверстое бушующее пространство будто ожидало этой минуты, когда распахнётся занавес, чтобы мы замерли, ошеломлённые, перед творящейся драмой стихии. Аплодисменты волн. Какой театр сравнится?! Вместе с нами на захватывающее действо взирают Сергей Есенин и Анна Ахматова — два портрета, волей провидения сохранившиеся на частично удержавшейся обшивке рухнувшей комнаты…

Во владениях Леонарда они — не единственные. Если бы мы заглянули в его тогдашние, стоящие под горой каменные палаты, то помимо фотографий постниковских воспитанников (а среди них 130 мастеров спорта), чемпионов по горным лыжам и саням — СССР, России, олимпийских игр и мира (последних 7), — мы бы с удивлением обнаружили на стенах портреты Виктора Астафьева, Павла Васильева и Николая Рубцова. Ну, казалось бы, при чём тут спорт и… поэзия, литература? Примерно такой же вопрос, только более накалённый, даже шипящий, задавали моему герою разного рода партийные ярыжки, когда на шахматное поле детско-юношеской школы Леонард водрузил ладью — бесприютную часовенку, приглянувшуюся ему в деревеньке Мохнутино. На дворе стоял 1986 год.

— Ты зачем кресты-то не убрал?! Дети смотрят! — в ужасе кричали ярыжки. Однако былые зубры власти, видимо, чувствовали в Леонарде ровню, ценили породу.

— Ну, я надеюсь, ты на этом не остановишься, — говорил ему, озирая кресты часовни, первый секретарь Пермского обкома КПСС Борис Коноплёв, в прошлом крестьянский сын. Постников действительно не остановился. Перевёз на левый берег Архиповки из окрестных сёл-деревень Чусовского района, кроме часовни (сейчас она именуется «Музеем похода Ермака»), дом крестьянина-промысловика с подворьем, подлинную торговую лавку, старинную кузницу с кожаными мехами, коими раздувают горн, пожарную каланчу, охотничье становье… И не просто перевёз, а наполнил дыханием — колокольным да кузнечным звоном, гоготом гусей, петушиными криками, лошадиным ржанием, треском поленьев в глинобитной печи, прялками-маслобойками-зыбками, самоварами-горшками-часами, строгими фотокарточками крестьянских лиц — от безвестных до узнаваемых, как семьи Есениных и Чапаевых.

Так возник среди леса и гор уральский град Китеж, государство Леонарда Постникова. Государство в государстве. Сперва в государстве коммунистов, а затем — демократов. Если хотите, — улочка русского сопротивления, где давно решён «неразрешённый вопрос». Достаточно ознакомиться только с одним этим постниковским указом, размещённым у входа в каждый из её домов: «Уважаемые посетители! Мы приветствуем русские песни и классические мелодии. Но, к сожалению, встречаются любители „музыки“ с рявкающими звуками в грохочущем головодробительном ритме работающей пилорамы. Подобная псевдомузыка на территории нашего этнографического парка недопустима».