– Здесь студия новой драмы Кирилла Попова, – с усмешкой пояснил бритоголовый. – Ты что-нибудь слышал о Попове? О его проекте?

«Наверное, это все-таки не сам Попов, – решил Илья. – Ладно, какая разница – Тара-то здесь!»

– Я Кирилл Попов, – вдруг строго объявил не-Попов. – Если хочешь танцевать, то иди к Штеменцовой, в группу «Ладушки». Но почему бы тебе не попробоваться у нас? Ну-ка, иди на сцену!

Говорил Попов повелительно, весомо. Впрочем, Илья полез бы на эту сцену, даже если бы его туда не приглашали, а гнали вон палкой.

Он поднялся по боковым ступенькам, стал рядом с Тарой и улыбнулся ей. В ответ Тара снова пожала плечами и быстро перебежала на другой конец девичьей шеренги.

– Что ж, неплохо, – сказал снизу, из кресел, Попов, придирчиво разглядывая Илью. – Хороший рост, своеобразная фактура… Подними-ка ногу! Выше! Еще выше! Да, растяжка оставляет желать… Давно на шпагат садился? Ну-ка, попробуй!

Со шпагатом Илья не справился, хотя и сам старался, и один из студийцев, довольно увесистый, изо всех сил давил ему на плечи и даже закидывал свою ногу на его шею.

– Гм, работа предстоит большая, – задумчиво проговорил Кирилл Попов. – Однако похоже, Розенкранц и Гильденстерн у нас теперь есть. Кстати, ты не сильно заикаешься?

– Н-не сильно, – ответил Илья.

Он вообще никогда не заикался, но тут почему-то вырвалось.

– Сойдет! – обрадовался Кирилл. – Теперь скажи Виталику что-нибудь злое, агрессивное. – И Попов указал на студийца, только что клавшего ногу Илье на шею.

– Пошел вон, – с чувством сказал Илья.

– Громче! Открыто! В лицо! – потребовал Кирилл.

– Пошел вон!!

– Изо всех сил! Это твой враг! Он убил твоего папу!

– Пошел вон!!!

Попов облегченно откинулся на спинку кресла:

– И темперамент есть. Отлично! А не Лаэрт ли ты у нас? Ну-ка, еще пройдись!

Илья побрел к краю сцены, украдкой взглядывая на Тару. Та демонстративно изучала темный потолок.

– Ходишь ты скверно – зажат, – огорчился Кирилл Попов. – Увы, не Лаэрт! Посиди уж лучше в шпагате. Впрочем… Возьми-ка вон тот веник и пронзи им Виталика!

Вот где Илья не подкачал! Он сделал один из своих коронных нордических выпадов и с хрустом ткнул растопыренным веником в Виталикову грудь.

– Ты что, охренел? – возмутился Виталик, отряхивая пострадавшую толстовку.

– Вот это темперамент! Есть у нас Лаэрт! Есть! – закричал Кирилл Попов и звонко забарабанил по чему-то невидимому из-за кресел – должно быть, по собственному животу.

– А как же Хрунов? – спросил Виталик.

– Что Хрунов? Он только что из наркологии выписался – вялый, просветленный. Темперамент нулевой! Зато растяжка у него есть – пусть и сидит на шпагате. Тебя как зовут, Лаэрт?

– Илья Бочков.

– Илья Бочков? Пойдет! На репетиции чтоб ходил, не то убью. Будешь ходить? Завтра придешь? В семь?

– Обязательно.

– Тогда на сегодня все. По домам!

Студийцы потянулись со сцены. Кирилл стал протискиваться к двери из кресел, придерживая обеими руками полы пиджака.

Илья устремился было за Тарой, но Попов окликнул его:

– Бочков!

Илья оглянулся.

– Ты, Бочков, хоть понял, что тут происходит?

Илье было нечего ответить.

Попов подошел к нему вплотную и задумчиво положил ладонь на плечо новобранца. Вблизи он оказался гораздо моложе, чем Илья думал. Голова Попова была выбрита очень тщательно, а усы и борода – крайне небрежно и давно. Все это старило руководителя студии.

Крупные глаза Попова глядели строго, маленький рот сжался в точку.

– Я готовлю свою версию «Гамлета». Слыхал такое название?

Илья неуверенно кивнул.

– Ты Лаэрт, а Виталик – Гамлет, – пояснил Попов. – Ты его убьешь, а он тебя. Ясно? Все просто! У тебя получится.

– «Гамлет»? – вдруг засомневался Илья. – Кажется, припоминаю… Мы в школе проходили. Это ведь какая-то пьеса?.. Это что, и слова учить придется?

Кирилл гневно повел темными глазищами:

– Никаких слов! Это современный театр, это мой авторский проект! Слова давно умерли. Они не нужны, они мешают. Открытая эмоция, пластические импровизации, звук, свет! Впрочем, текст тоже будет, но тот, который сам собой вырвется у актеров именно в эту минуту, прямо на сцене. Уникальный текст – прямо из глубин подсознания! Сегодня он один, а завтра самочувствие другое – и текст другой.