– Живой! – возликовала Тамара Сергеевна. – Но тогда почему он не просыпается? Что с ним?

Она покосилась на рюмки, принюхалась к шефу:

– Нет, на пьяного не похож. Да он и не пьет совсем!

– Давай все-таки Леху позовем, – снова предложил Илья. – По-моему, тут скорая помощь нужна.

На том и порешили. Охранники застоялись в коридоре. К шефу они ринулись, тесня друг друга в дверях. Илье и Тамаре Сергеевне они велели сесть на стулья и не шевелиться вплоть до выяснения всех обстоятельств.

Над телом шефа они задумались: трясти и оживлять Алима Петровича им было боязно. Телохранители решили вызвать по телефону адвоката Луазо.

– Скорую надо, а не адвоката, – пискнула со своего стула Тамара Сергеевна.

– Сиди, Тома, пока живая, – посоветовал Тазит. – Сиди и молчи. Потом поглядим, что ты тут без нас делала. Никаких скорых!

Леха тем временем притащил аптечку и поднес к точеному носу Алима Петровича пузырек с нашатырным спиртом. От жгучей вони сам Леха расчихался и пустил слезу, но Пичугин и бровью не повел.

– Черт, может, и в самом деле что-то серьезное? – прошептал Леха, пугливо озираясь на кальяны.

– Луазо приедет – он и решит, – отрезал Тазит.

Аркадий Ильич Луазо явился минут через десять после звонка телохранителей. С собой он зачем-то привез толстенную папку с бумагами.

Был Луазо хоть и адвокат, но человек бывалый. Он оглядел Алима Петровича, пощупал пульс на руке и на шее. Он даже обнюхал пострадавшего, так широко раздувая ноздри, что рядом с ними коньячные рюмки и даже чашки показались игрушечными.

– Не снотворным ли он опился? – пробормотал юрист. – Ребята, ну-ка, усадите его на диван.

Ребята, то есть Леха с Тазитом, привели Алима Петровича в сидячее положение легко, как плюшевого мишку. Адвокат Луазо еще крепче прижал к себе папку, а свободной рукой, тяжелой и белой, влепил Алиму Петровичу пощечину. Тамара Сергеевна жалостливо вскрикнула.

– Заткнитесь, – мягко велел ей Луазо. – Вы же видите, он без сознания. Его надо привести в чувство любой ценой. Я вызвал личного врача Алима Петровича, но нам нельзя терять ни минуты.

Он переложил папку в другую руку и дал шефу пощечину по второй щеке. Тамара Сергеевна зажмурилась. Луазо из лейки, предназначенной для полива пальм, щедро окропил Алима Петровича. Затем он снова поднес к носу шефа пузырек с нашатырным спиртом.

На этот раз шеф повел бровями.

– Ага! – радостно вскрикнул адвокат. – Надо его взбодрить как следует!

Он безжалостно сдернул с Алима Петровича миланские туфли и шелковые носки. Показались небольшие бледные ступни с жемчужными ноготками. Луазо велел Лехе и Тазиту растирать ступни Пичугина. Каждому из охранников досталось по ноге. Тамара Сергеевна вздыхала и шептала, что ребята от усердия вывихнут шефу пальцы.

Сам Аркадий Ильич расстегнул пиджак и рубашку Пичугина, открыв его нежную грудь, покрытую темным шелковистым пухом. Он принялся эту грудь мять и растирать. Алим Петрович вскоре явственно застонал – то ли от массажа Луазо, то ли от невыносимой боли в ногах, оживляемых Тазитом и Лехой.

– Ага! Ага! – радовался Аркадий Ильич. – Энергичней, ребята!

Если бы в следующую минуту не подоспел личный врач Алима Петровича, некто Кротков, группа спасения из самых лучших побуждений взялась бы, наверное, колотить пострадавшего стулом по голове.

Доктор Кротков осмотрел пациента. Действия по приведению Пичугина в чувство он признал топорными, но в принципе верными. Однако сам он предпочел вкатить что-то шефу в вену и потребовал крепчайшего кофе. Леха отправился варить снадобье, а Тазит поддерживал голову хозяина, когда к ней в очередной раз подносили вонючий нашатырь.

Как только сознание Алима Петровича немного прояснилось, доктор Кротков через трубку влил в горло шефа семейную литровую бутыль минеральной воды. Вскоре вода отправилась вспять, в какой-то странный тазик, вовремя подставленный Тазитом. Позже выяснилось, что это был не тазик, а серебряная заздравная чаша – подарок губернатора. На дне чаши было выгравировано изображение губернаторского дворца в окружении лавровых венков. Алима Петровича еще трижды тошнило на венки, и с каждым разом ему становилось все лучше и лучше.

Минут через десять побитый, обдавленный, мокрый Алим Петрович громко засопел и открыл мутные яхонтовые глаза. Доктор Кротков тут же взял чайную ложечку и стал вливать в еще вялый рот больного черный кофе.

Некоторое время Алим Петрович покорно глотал. Но вдруг его глаза блеснули мыслью, и он сплюнул кофе доктору на колено. В ответ доктор ласково улыбнулся. Алим Петрович медленно повернул голову сначала влево, потом вправо. Он оглядел присутствующих.

– Где Анжелика? – спросил он слабым, но ясным голосом.