Эти мирки были разрозненны и разобщены, потому что ни силы ни идеи, которая смогла бы их объединить, не существовало. С другой стороны, и советская система ничего не могла противопоставить этому протестному движению, и поколение за поколением теряла свое будущее – молодежь.

Впрочем, это было неизбежно. Созданная некогда схема искусственных идеалов и ценностей больше не работала. На заре своего существования система, начавшая с почти полного уничтожения исторического наследия России, с физического истребления ее мозгового центра – аристократии и культурной элиты, а также основы национального менталитета – наиболее работоспособных слоев трудового крестьянства, создала мегаидею: построение общества всеобщего равенства и братства. Тогда, в начале прошлого века, был подходящий момент для «запуска» такой идеи – Россия, как на тот момент и Европа, переживала очень тяжелый и болезненный период, период жесткого господства набирающего силу капитализма. Огромное количество людей, прежде всего рабочих, жили в тяжелейших условиях, работали почти на уровне каторжников, получая за это гроши. В России, кроме того, бедными оставались и широкие массы крестьянства.

Другое дело, что происходило это все на фоне активного развития промышленности (и в России конца XIX века рост был гораздо выше, чем в Европе и США). Спустя пару десятилетий (не начнись Первая мировая война, и не окажись Россия в нее втянута) наша страна достигла бы достаточно высокого уровня жизни, и, несомненно, жизнь рабочего сословия (прошу прощения, но слова «класс» и «пролетариат» вызывают у меня естественную аллергию!), как и жизнь крестьянства, стала бы гораздо лучше. Да и последующая история Европы и Америки легко доказывает, что время жесточайшей эксплуатации должно было пройти, и прошло.

Но рабочим, жившим в холодных бараках с трехъярусными нарами, и крестьянам, вынужденным добавлять в хлеб мякину и отруби, было невдомек, что потом станет лучше, да и прочное внушение: «Нам тяжело, зато детям будет легче!» тогда еще не работало.

На этом и сыграли оплаченные Западом агитаторы и вожди, бравшие фунты и марки, чтобы уничтожить набиравшую мощь Россию, обещавшие западным хозяевам ее падение, но, как выяснилось, на самом деле мечтавшие об уничтожении лишь духовности великой державы. Ее богатства они собирались прикарманить, а народ вновь обратить в рабство, подчинив идее «свободы и равенства».

Об этом не стоило бы так долго рассуждать, вот только ныне наследники прохлопавших и растерявших страну совдепов, вновь попав в благодатную струю – в период тяжелого экономического и духовного кризиса, который сейчас переживает Россия, пытаются снова взять у народа карт-бланш. Пользуясь естественным ожесточением большинства людей против олигархов и прочих грабителей большого и малого пошиба, против множества негативных явлений, неизбежно возникших после крушения великого государства, большевики, на которых целиком и полностью лежит ответственность за все происшедшее, опять «заводят» народ своими идеями и утверждают, что вот, мол, они тогда, в начале прошлого века, спасли Россию, не дали западным агрессорам ее расчленить, воссоздали экономику, и т. д. Ну, во-первых, чтобы воссоздать, надо было сначала развалить, а кто это, простите, сделал? Чтобы спасти, надо было поставить на грань гибели, а это – чья работа? Ну, а во-вторых, если и есть смысл спасать от чумы, заражая проказой (с ней дольше можно прожить!), то хотя бы скажите честно, что будет то же самое, то же, что мы уже пережили.

Объединить народ по-настоящему система смогла лишь однажды, но в этом не ее заслуга. Русский народ, а вокруг него – и другие народы, жившие в России, объединила война. Великая сила, сила неистребимой в русском сердце любви к Отечеству, собрала всех в единое войско, и никакие лозунги никаких «измов» уже не имели значения – русские пошли в бой за свою святую землю, как сотни лет назад шли их предки.

Казалось бы, система могла воспользоваться невиданным подъемом духа, пришедшим в годы этого кровавого испытания. Тогда и в самом деле можно было дать народу идею на века, настоящую, не фальшивую, не плакатную – идею национального объединения. Возродить не только память о подвигах Суворова и Нахимова (ведь хватило мудрости учредить такие ордена!), не только на несколько лет вновь открыть большое число православных храмов, но и возвратить память обо всей великой русской истории, о наших прекрасных и славных предках. И, конечно, вместо кровавых пентаграмм и примитивных орудий сельхозтехники вернуть на знамена образа Господа и святых, а на кремлевские башни – двуглавых орлов. Убрать умело проведенные первыми совдепами границы вместе с правом на самоопределение вплоть до… и сделать Россию вновь единой и неделимой.

Не сделали! Изначально идея не допускала такого развития событий, и теперь уже можно предположить, что тех, кто попытался бы (или, возможно, пытался?) подтолкнуть страну к такому пути дальнейшего развития, просто-напросто убирали. Не за то было заплачено, господа-товарищи! Не за то! И случилось то, что и должно было случиться: фальшивые идеалы рухнули, а новых неоткуда было взять. Послевоенное время породило первые полностью разочарованные поколения. Казалось бы, вот победили, и теперь всем станет хорошо жить. Не стало. Те же убогие коммуналки, та же скудная зарплата, те же маленькие пенсии. Совершенно отвратительное отношение государства к тем, кто выиграл войну, к ее ветеранам и инвалидам. И все это – под лозунги и декларации, под бравурную музыку и «бурные несмолкающие».

Осточертело очень быстро, и притом всем. И даже те, кто оставались верны и преданны системе, уже не могли, глядя в глаза детям и внукам, говорить о быстро грядущем светлом будущем. А фраза: «Мы воевали, чтобы вам лучше жилось!» стала вызывать у молодежи в лучшем случае кривые ухмылки. Уважение к старшим поколениям исчезло, а у страны, где дети не чтут старших, грустные перспективы.

Уже поколение так называемых «шестидесятников» можно назвать поколением разочарованным и наполовину опустошенным. Детей этого поколения Игорь Тальков называет поколением потерянным. И это действительно так. Сформировавшаяся в восьмидесятые годы молодежная субкультура выросла из стихийного протеста против более чем полувекового обмана, под игом которого жили родители, деды, прадеды «восьмидесятников». Стихийность этого протеста приводила к разрозненности как отдельных молодежных группировок, так и в сфере самой культуры – в стихах, музыке и т. д. Единого протестного движения не существовало, как не было и попыток объединиться. Для объединения нужен хотя бы какой-то идеал, а такового не было. Люди, осознавшие пустоту и лживость системы, в которой родились, были против нее, но не находилось ничего, что заставило бы быть «за». Ложные идеи и идеалы люди нового поколения отвергали, однако идеалов настоящих им было не найти.

Мироощущение «восьмидесятников» (конечно, не поголовно всех, но тех, кто умел думать и в душе своей искал выход из опустошения) можно сравнить с ощущением человека, которому снится, что он идет, не видя пути, сделав неверный шаг, срывается и вдруг ощущает себя летящим над бездной. Тотчас вспоминает, что летать-то не умеет! Просыпается в страхе и… обнаруживает: под ним – действительно бездна, и он, непонятно каким образом, но все еще летит над нею, хотя должен уже упасть и разбиться.