Шрифт:
А ведь за год до того, в 1987 году, Игорь показывал взглядовцам эту песню. Вроде бы им понравилось, но автору было сказано, что в эфир «Мальчика» могут выпустить, только если из текста будут убраны два слова «рок» и «храм». Ни Бога ни рока в передовой программе звучать не должно было. Предложили эти слова заменить. Тальков отказался, и выступление не состоялось. А теперь вот вдруг решили представить в концерте именно эту песню.
Игорь почти сразу понял, чем был обусловлен такой выбор: в 1988 году состоялось празднование тысячелетия крещения Руси. Государству, уже пытавшемуся вместо маски «социализма с человеческим лицом» обрести «светлый лик демократии», пришлось признать этот праздник, участвовать в нем, а, стало быть, накладывать вето на слова «Бог» и «храм» стало неудобно. На той же волне демократизации сняли запрет и с рока. Значит, можно было представить публике «Примерного мальчика», слегка напугавшего перестроенных комсомольцев год назад.
Тальков оценил ситуацию и принял свое решение.
«Перед выходом на сцену в гримерную вбежал администратор и напомнил: «Игорь, ты все понял? Только одну песню и только «Примерный мальчик». Определив для себя однозначно репертуар, шел на сцену, точно зная, что буду петь, понимая, что после исполнения тех песен, которые наметил, «Взгляд» не видать как собственных ушей. Но иначе поступить не мог. Выходя на подмостки, обернулся на оклик В. Листьева: «Ну что, Игорек, сейчас повеселимся». «Повеселимся, – ответил мой костюмер, – просто обхохочетесь». Вышел и выдал по полной программе. (На сцене за столом Листьев и Молчанов. – Прим. авт.). С ужасом во взгляде «Взгляд» наблюдал за тем, что происходило на авансцене и в зале. Публика ликовала, не отпускала, несмотря на неоднократные попытки «взглядовцев» прервать выступление. В конце концов им это удалось, вынужден был уйти со сцены. Люди кричали: «Еще!» Комсомольцы кричали: «Хватит!» Не успел переодеться, как был снова вызван на сцену: народ не унимался, не было возможности продолжать концерт…»
Выступление Игоря Талькова буквально взорвало Лужники. Такого еще не слышали. Ни здесь, нигде. Такие песни, как «Кремлевская стена», «Враг народа», «Думаю себе» отвечали сразу на многие вопросы, которые ставили тогда перед собой миллионы людей, отвечали их мыслям, их горечи.
И еще. Тальков не замыкался в своей отчужденности от происходящего, в своей неудовлетворенности, не пел от себя и о себе. Он пел для русских людей о России, в его песнях звучали любовь и сострадание к обманутой стране, которую продолжали обманывать.
Вот и все – развенчан культ Вождя-тирана, И соратников его Выявлена суть. По реке кровавых слез К берегам обмана Невезучая страна Держала путь. Стоп! Стоп, думаю себе, Что-то тут не так, Культ развенчан, А тиран спит в земле святой, И в святой земле лежат Палачи и гады Рядом с теми, кто раздавлен Был под их пятой. Что-то тут не так! А затем схватил штурвал Кукурузный гений И давай махать с трибуны Грязным башмаком, Помахал и передал Вскоре эстафету Пятикратному герою — Кумиру дураков [50] .50
Цитируется по книге «Игорь». Специальный выпуск альманаха «Молодежная эстрада».
Трудно сейчас поверить, что Леонид Ильич и впрямь был чьим-либо кумиром, мы ведь уже привыкли воспринимать его, в лучшем случае, как персонаж сатирического плана. Коль скоро уж о нем анекдотов насочиняли, как опять же говорилось в анекдоте: «Лагеря на два наберется».
А ведь на самом-то деле это был скорее драматический, если вообще не трагический персонаж. Последний из совдеповских вождей, получивший в наследство от «кукурузного гения» уже, по сути, разоренную страну, колосса на глиняных ногах, чьи устои должны были вот-вот рухнуть, и лишь потенциал некогда выигранной великой войны еще держал его, создавая, и не без успеха, иллюзию не только прочности, но и поступательного движения, хотя такового давно и в помине не было. Эпоху не зря прозвали «эпохой застоя». В те годы ничего важного, по сути, не происходило, даже завоевание космоса было лишь продолжением давным-давно, еще при Сталине, созданной программы.
И все же, все еще это была великая страна, изуродованная и облапошенная, но наследница некогда воистину великой России. Это была страна, сумевшая, несмотря ни на что, победить в величайшей из войн, и сознание, что она пока еще медленно, но неизбежно движется к пропасти, не могло не угнетать тех, кто это понимал. А понимали это прежде всего ее руководители, какими бы поглупевшими и впавшими в маразм они ни выглядели. Они сознавали, что их речи и лозунги уже никто не слушает и не слышит, а сами они – лишь ширма, заслоняющая пустоту, которая открывается на месте дискредитировавших себя идей.
Так что бровастый любитель охоты и дорогих автомобилей, в последние годы с видимым трудом втаскивающий свое огрузневшее тело на трибуну языческого капища, возведенного возле стен Кремля, вызывает скорее сочувствие и горечь. Не он все это затевал, он лишь сумел некогда «поймать волну» и вкатиться на вершину заветной для многих лестницы. Но едва ли ему это принесло радость – с самого начала его правления возглавляемая им держава была уже неизлечимо больна, и он не мог не понимать этого. Оставалось произносить длинные речи с машинописных листов и гадать, кто раньше отойдет в мир иной – несчастная держава или же он сам…
Увлечением, а возможно, утешением Леонида Ильича было коллекционирование орденов и медалей. А чтоб не разворовали, он хранил их в самом, точнее, на самом надежном месте, а именно – у себя на груди. А поскольку ширина груди была не безразмерна, то делился орденами и с «группой поддержки», со всеми, кто, по его мнению, подходил для той или иной награды. (По крайней мере, хотя бы не раздавал звание Героя Советского Союза иностранцам, как его предшественник!)
Конечно, это увлечение вождя дискредитировало государственные награды в глазах народа, но, в конце концов, от этого никто сильно не пострадал.