В разговорном идише борух ше-пторани произносится как борех ше-потрани и зачастую означает «туда ему и дорога», «как я рад, что отделался от этого» (чаще речь идет о человеке, чем о предмете). В слове потрани корень тот же, что и в потер — «свободный [отчего-либо]»; есть выражение потер верн — «избавиться». О мальчике моложе тринадцати лет можно сказать, что он потер фун мицвес, свободен от заповедей; ему официально разрешено не соблюдать их.

Главные внешние признаки того, что мальчик уже не потер фун мицвес, — талес (молитвенная шаль) и тфилин (филактерии). Есть «технический» показатель, на случай, если вдруг мальчик не знает точной даты своего рождения или возникли еще какие-то сомнения, — наличие двух волосков на лобке; этот критерий применим и к девочкам. Что касается двух первых — не столь щекотливых — атрибутов, из них более надежным (или: достоверным?) признаком зрелости являются тфилин, но интересных идиом это слово не породило. А талес, как мы вскоре убедимся, обычно связывают не с бар-мицвой, а с другой, более поздней жизненной вехой.

Соблюдать мицвы евреи начинают с тринадцати лет, но взрослым мужчина становится только по вступлении в брак. Бар-мицва — просто констатация произошедших изменений, а не их причина; а вот хупа (свадебный балдахин) превращает мальчика и девочку в мужчину и женщину. В Библии сказано: «покинет муж своего отца и свою мать, и прильнет он к жене своей, и станут они плотью единой» (Быт 2:24), то есть перед нами уже не мальчик, но муж, а до свадьбы он — ребенок, стало быть, холостяки никогда толком не взрослеют. Идишское слово бохер может означать «неженатый мужчина» и «студент ешивы», но основное значение — «парень», «юноша»; спеша стать мужчиной, бохер мчится на всех парах, как поезд, начиненный гормонами. Для алтер бохера («старого, закоренелого холостяка») поезд уже безвозвратно ушел, и здесь не на кого пенять, кроме себя самого. Как ни странно, первая заповедь Торы — «плодитесь и размножайтесь» — адресована только мужчинам, поэтому считается, что холостой мужчина намеренно идет против законов природы, не выполняет главное условие, делающее мужчину мужчиной. Восьмидесятилетний алтер бохер — просто-напросто дряхлый мальчишка.

Еврейские старые девы тоже не растут. На идише их называют мойд («девица») или алте мойд («старая дева»). Изначально мойд означало «девственница», «юная невинная девушка», но это значение уже давно перекочевало к уменьшительной форме слова — мейдл. В сложных словах вроде кале-мойд («девушка на выданье») сохранилось старое значение, но само по себе мойд стало довольно грубым словом, примерно как «девка» или даже «деваха». Говоря «ой, из дос а мойд!» («вот это девка!»), имеют в виду отнюдь не непорочное создание, а крепко сбитую, громогласную, сварливую женщину: бабу-тяжеловеса.

Обычно алте мойд — это женщина, лишенная возможности выйти замуж. Если мужчина-холостяк сам выбирает такой образ жизни, то старая дева остается одна, потому что ее никто не берет. Она, что называется, фарзесене алте мойд («засидевшаяся в девках»). В современном идише фарзесен встречается только в сочетании с алте мойд, но изначальный смысл слова — «просиживать», «сидеть и ждать» (он сохранился в немецком: одно из значений прилагательного versessen — «просиженный до дыр», «протертый»). Фарзесене схойре — «товар, на который нет спроса», он лежит на полке и покрывается пылью; вот так и алте мойд пылится на рынке брака.

Вероятно, в еврейском народном сознании образ алтер бохера сразу же вызывает возмущение, потому что отказывается жениться, а образ алте мойд — жалость, потому что она вынуждена сидеть и ждать предложения. Алтер бохер — Питер Пэн с пейсами: до бар-мицвы он дорос, а дальше не хочет. Старая дева даже этого лишена: бай а йингл махт мен борех ше-потрани цу бар-мицве, бай а мейдл цу дер хасене («о мальчике говорят борех ше-потрани в день его бар-мицвы, о девочке — в день ее свадьбы»). Согласно еврейской традиции женщина переходит из одного решус («ведомства», «собственности») в другой. Отец освобождается от ответственности за сына, когда тот достигает бар-мицвы, но дочь можно только передать другому человеку. Если ее никто не возьмет, она на всю жизнь останется бременем на плечах отца.

Кроме того, незамужняя женщина не может выполнять главных женских мицв. Мальчиков после тринадцати уже принимают в миньян, им уже полагается надевать тфилин, а на женский пол эти мицвы не распространяются: роль матери и хозяйки освобождает их от напряженного графика мужских заповедей. Постепенно это «освобождение» превратилось в запрет, и у евреек осталось только три — сугубо женских — мицвы.

Первая называется ѓадлоке, зажигание свечей в шабат и на праздники. Вторая — обязанность немен хале, «отделять халу». Перед тем как печь что-либо, хозяйка отщипывает от теста кусочек и сжигает его в духовке — в память о тесте, которое евреи приносили коенам в качестве пожертвования во времена Храма. Если хала не была отделена до того, как тесто поставили в печь, то можно отрезать ломтик от уже готового продукта, вот зачем на упаковках с кошерной выпечкой стоят загадочные надписи вроде «хала отделена». Это такой забавный способ сказать покупателю, что он может смело есть все, за что заплатил, не беспокоясь о кошерности.

Третья вайберше мицве («женская заповедь») — ниде, совокупность разнобразных сложных правил, связанных с менструальным циклом и «чистотой семейной жизни». На практике это означает следующее: после окончания менструации женщина должна отсчитать определенное количество «чистых дней», а затем искупаться в микве. Пока женщина не совершит этот обряд, она такая же трейф, как и запрещенная еда; пока жена не вернется из миквы, она не просто трефная в сексуальном отношении, до нее вообще нельзя дотрагиваться — ни мужу, ни тем более постороннему человеку. Жена не имеет права даже передать мужу соль: она ставит солонку на стол, муж берет. Если о женщине говорят «ниде» — значит, либо у нее менструация, либо она еще не была в микве после окончания менструального цикла.