Шрифт:
Но ни одна пара, о которой можно было сказать, что они влюблены, мне не встретилась.
А может, кто и попался бы, но разве их разберешь, если при нашем приближении все разбегаются кто куда? А те, кто не успел, склоняются к земле так низко, что и лиц-то не разглядишь…
Пока я обо всем этом раздумывала, не заметила, как и приехали в Дэйрволд.
И Розалинда, и Берта — дочери сэра Сайлса — так обрадовались моему приезду, что от радости чуть не задушили меня в объятиях, не переставая щебетать о каком-то сюрпризе… И я была очень рада, не то слово — нечасто мне выдается с ними повидаться… Только мы расселись, только начали разговор — их нянька дремлет в углу, огонь в камине потрескивает, никто нам не мешает — как дверь со скрипом отворилась, и на пороге появилась Матильда. Так вот что за сюрприз они мне приготовили! По правде сказать, я и не чаяла с ней свидеться…
Она смотрела на меня, улыбаясь знакомой мне с детства улыбкой, а я не могла и слова сказать… Да, здорово изменилась старшая дочка сэра Сайлса, ничего не скажешь!
Толстая и подурневшая, она переваливалась, как утка, и так запыхалась, пока дошла до кровати, что у меня аж сердце зашлось. Если это все, что достается нам на долю, то иногда и подумаешь, что монастырские стены не так уж и страшны. Во всяком случае, участь Христовой невесты не хуже, чем та судьба, которая выпадает большинству из нас — превратиться в ходячую утробу, исправно исторгающую на свет Божий очередное дитя…
Но поболтать от души нам так и не удалось — не успели мы перекинуться и парой фраз, как появилась их тощая злая мамаша — леди Исольда — и увела Матильду с собой. Удивляюсь, как ей вообще удалось до нас добраться — она теперь замужняя дама, и не пристало ей делить свое время с такими, как мы. Или это нас так тщательно берегут от того, чем она может с нами поделиться?
Вот и сейчас, стоило утихнуть шагам матери на лестнице, обе мои подружки разом повалились на кровать и захохотали.
— Да она давно нам рассказала, как все это происходит! — произнесла Берта и скорчила уморительную рожицу. — Еще в прошлый раз!
И обе девушки залились хохотом пуще прежнего.
А я подумала — к чему так пекутся о том, чтобы наши души избегали всего греховного, если сами же и утверждают, что у женского рода и души-то нет?
Помнится, попыталась я как-то обсудить эту мысль с нашим священником, но дело кончилось тем, что мне пришлось прочитать несчетное количество раз «Ave» и «Pater noster» [18] … Ну, хоть отцу не рассказал, и на том спасибо.
18
Название католических молитв «Богородица» и «Отче наш».
Конечно, все это идет от мужчин, тут и сомневаться не приходится… Они предпочитают считать женщин дурочками. И воистину глупа будет та из нас, кто даст им повод усомниться в своем мнении…
Матушка всегда говорит — ум женщины в том, чтобы, пользуясь им себе на благо, не показывать его мужчинам. И она совершенно права!
— Матильда сказала, — произнесла Розалинда, выискивая в корзиночке орех покрупнее, — что разделять ложе с мужчиной — то же самое, что вкушать сарацинский мед [19] .
19
Так в Средние века в Европе называли сахар.
— Можно подумать, ты его пробовала! — иронично заметила Берта.
— Кого, мужчину?
— Мед сарацинский, дурочка! — засмеялась Берта. — Мы и видели с тобой эти сласти только издали, а достаться нам ничего и не досталось!
— Зато Матильде, погляжу, досталось досыта! — хихикнула Розалинда. — Вон как ее раздуло!
Мы проболтали весь день, а у меня из головы все никак не шла Матильда… Не показалась она мне особенно счастливой. Хотя бы потому, что на мой вопрос о муже, который я едва успела задать, она тихо ответила (слышала бы ее мамаша — наверное, упала бы в обморок), что он всего лишь тупая вонючая скотина…
Вот и думала я теперь — а как же любовь?
Всю ночь проворочалась, только под утро и заснула.
Время пролетело незаметно, и пришла пора собираться домой. Как же не хотелось мне уезжать — и сказать нельзя! Хоть по матушке я и соскучилась, но оказаться опять одной, без подруг — как это грустно… И я не выдержала — взмолилась Пречистой Деве и попросила, чтобы она нашла средство, как нам задержаться здесь подольше. Но ничего не помогло, и рано утром мы тронулись в обратный путь.
Погода была просто отвратительная, а на душе у меня — и того хуже. Да, знаю, негоже предаваться унынию и роптать на судьбу, но, как я ни старалась подумать о чем-нибудь более благочестивом, например, о житии святых или о чем-нибудь в этом роде, ничего не выходило… Повезло же Берте с Розалиндой! Даже после отъезда Матильды им есть с кем поговорить, кому поверить свои мечты и тайны. Не то что мне! Только матушка меня и понимает, но много ли времени найдется у жены шерифа, чтобы спокойно посидеть и поговорить? Единственная отрада — когда она на сносях… Бывало, что в последние месяцы перед родами она по целым дням не выходила из своей спальни, перекладывая все свои заботы по хозяйству на чужие плечи. Тогда можно было забраться к ней на кровать, улечься и болтать обо всем на свете… Но матушка давно уж не была в тягости — да и немудрено, в тридцать-то четыре года, да еще после того, как произвела на свет Божий девятерых детей. Из которых, правда, выжило только трое — два моих старших брата и я. Но, видно, так уж было угодно Богу…