Шрифт:
— Послушай, Ральф! Я понимаю, что Гисборн богат и что он — родственник самого канцлера. Все это, конечно, говорит в его пользу, но ведь все знают, что он — содомит, да простит его Господь! И этому, — тут она вставила такое словцо, что я покраснела, а лоб покрылся испариной, — ты собираешься отдать нашу девочку?! Да ты просто сошел с ума!
И стало слышно, как маменька в гневе ходит по комнате, нарочно стуча ногами по полу, расшвыривая свежую солому.
Батюшка молчал, но отмолчаться от маменьки — задача по силам разве что святому. Это уж я по себе знаю. Минут пять она осыпала его упреками и бранью — да такой, что я даже от конюхов не слыхала, и, наконец, он взорвался:
— Замолчи, жена! Вместо того чтобы обвинять меня во всех смертных грехах, ты бы лучше рожала мне нормальных здоровых детей! Ах, ах, ах! Гай Гисборн — содомит! А можно подумать, что твой муж — Навуходоносор [43] и знать об этом не знает!
Судя по звуку, батюшка в раздражении швырнул на пол стул.
— Ты рожаешь мне детей, которые если и выживают во младенчестве, то уже во взрослой жизни мрут как мухи, а потом обвиняешь меня в том, что я собираюсь выдать свою дочурку за содомита! А ты подумала, что было бы, выдай я ее, к примеру, за де Бёфа? Сколько, по-твоему, наша Марион продержится под этим здоровяком, который будет брюхатить ее со всем прилежанием каждый год, а? Ты посмотри на нее! Тростинка! Да ей помоги Боже одного ребенка родить, а уж двоих — только при заступничестве Святой Девы Марии! Тощая, на лице одни глаза и есть, бедра узкие, грудь — под платьем не видать, только и может, что книги свои читать да молиться!
43
Навуходоносор — царь Нововавилонского царства в VI в до н. э. Является одним из действующих лиц библейской Книги Даниила. В конце царствования Навуходоносор впадает в безумие и в течение «семи времен» считает себя каким-либо животным. Это предание не имеет исторических подтверждений, однако долгое время в христианской культуре имя Навуходоносора являлось синонимом безумца.
Теперь уже батюшка раздраженно топотал ногами по комнате.
— Гисборн-то к ней подойдет разок-другой, да и то — не в охотку, а по обязанности. А как родит она ему наследника — так он о ней и забудет. И станет наша девочка жить хозяйкой в его поместьях да всем управлять, пока ее, прости Господи, муж станет по мальчишкам бегать. Коли умницей будет — а она вовсе не дура, хоть в этом и нету твоих заслуг, Шарлотта! — так вот, коли умницей будет — все к рукам приберет. Гай хороший воин, но, клянусь святым Дунстаном — не больно-то и умен. И наша девочка станет полноправной хозяйкой во всех его владениях.
Он перевел дух и продолжил, слегка понизив голос:
— А коли выйдет Гай из милости, так ему живо припомнят его грехи. И сидеть ему тогда на колу, помяни мое слово. А кому все его добро достанется, а? Верно, жене да наследнику. А коли не будет наследника — так нам с тобой! — Батюшка шумно выдохнул и добавил: — Эх, жена, жена! Когда бы к твоей красоте, доброте да заботе еще и ума прибавить — цены бы тебе не было!..
Я ушла в свою комнату и там дала волю слезам. Неужели я и в самом деле такая уродина? И сама себе ответила: да — такая, да — уродина! Прав батюшка: куда мне за настоящего мужчину замуж. Надо благодарить Господа, что хоть этот содомит — гореть ему в аду! — согласился на мне жениться!..
И тут вдруг у меня высохли слезы. А как же молодой Плантагенет?! Зачем я ему, если я — уродка! А ведь он писал, я прекрасно помню: «…твой дивный, гибкий стан подобен стеблю лилии, что прячет в глубине прекрасный цветок неземной красоты…» И вот еще: «…как звезды, что надежду даруют сынам Адама, так твои глаза горят для меня на небосклоне жизни, затмив собой все светила!» Наверное, не так уж я и уродлива, если сын столь признанного благородного трубадура [44] пишет обо мне столь лестно и столь хорошо! Ну не может же он так страшно лгать!..
44
Король Ричард Львиное Сердце прославился не только своими воинскими подвигами, но и стихотворными произведениями, некоторые из которых дошли и до наших дней.
Я почти успокоилась, а теперь только и ждала возвращения Нектоны, которая отнесла лакомство и мое письмо Плантагенету. Разумеется, я написала ему так, как и полагается благородной девице из хорошей семьи, сдержанно похвалив его подарок, милостиво разрешив ему считать меня своей дамой сердца, сделала комплимент его верной руке и острому глазу и намекнула на возможность встречи. И лишь в конце я не удержалась и приписала, что он приятен моим глазам и моему сердцу, и дело тут не только в его происхождении, но и в его благородстве и красоте души.
Нектона появилась перед самым обедом, когда Эмм и Бетси уже надевали на меня второе верхнее платье. Увидев Нектону, они хором затараторили, не давая мне и рта раскрыть:
— Ну, что? Как он? Ты отдала ему письмо? И что он? Передал письмо для госпожи? При тебе писал? А подарок какой-нибудь прислал?
Няня шикнула на них, и они испуганно замолкли. А Нектона подошла ко мне и надела мне на шею удивительное ожерелье из черного жемчуга и синих сапфиров.
— Вот, милый твой тебе послал — со мной переслал, — она улыбается, от чего морщинки разбегаются, и ее лицо становится похожим на печеное яблоко. — И вот еще тебе, в самые твои рученьки белые…
Я схватила письмо, снова запечатанное Святым Георгом, сорвала печать…
«Прекрасная, удивительная, несравненная! Тот, кого называют „Робин в капюшоне“, шлет тебе свой привет, а с ним — и свое сердце! Душа утомилась в разлуке, я плачу, я чахну — не выплакать горя в слезах!» [45]
Эти строчки я прочитала вслух, и Нектона тут же подтвердила:
— И как еще плачет, бедненький! Пряный медовик твой ему дала, так он, как услышал, что из твоих рук — аж затрясся! И только слезы по лицу текут, текут!..
45
Не слишком точная цитата из стихотворения H. Кукольника «Уймитесь, волнения страсти…», положенного на музыку Глинки. Скорее всего, Роман слышал пару раз этот романс, но вспомнить точно не смог.