— Прости меня, дорогая, — прошептал я. — Прости, прости, прости…

«Но ты по-прежнему не хочешь ничего говорить. Ни словечка, ни одного треклятого словечка обо всем: о Бонни, о Сьюзен Джеремайя, о „Конце игры“. А мне вот стыдно смотреть тебе в глаза».

Ее волосы легкой волной лежали на плечах, душистые и блестящие после душа.

— Джереми, — начала Белинда. — Послушай меня! А что, если нам придется уехать далеко-далеко? Я хочу сказать, действительно далеко.

Я промолчал, и тогда она продолжила:

— Джереми, а что, если нам придется уехать куда-нибудь в Европу? Может быть, в Италию? Или на юг Франции.

— Но тебе же так хотелось жить в Америке, — прошептал я.

— Джереми, Америка никуда не денется. В Европе тебе не придется волноваться по поводу детективов, копов и того, из-за чего ты так дергаешься. Там мы окажемся в безопасности, ты сможешь писать картины, и нас никто не потревожит.

— Дорогая, почему ты не хочешь сказать мне, кто ты такая?

— Джереми, я — это я. Просто Белинда.

Наши глаза встретились, и в них снова горело непотушенное пламя ссоры, и тогда я притянул Белинду к себе. Все, довольно. Хватит с нас боевых действий.

Белинда позволила мне себя поцеловать. Она позволила мне подарить ей немного ласки и даже на секунду открылась мне навстречу. Но затем она вдруг резко отстранилась. Она смотрела на меня, и в ее повзрослевших глазах был только холод, не имевший ничего общего со слезами.

— Джереми, я больше не собираюсь повторять. Ты должен принять решение. Если ты еще хоть раз спросишь меня о прошлом, я закрою за собой дверь и больше ты меня не увидишь.

Шесть утра. Центр города. Вереница такси перед входом в «Сен-Франсе». Но трамваи еще не ходят.

Ну почему я так рассердился на нее? Почему покинул Белинду, словно она сделала мне что-то плохое, и вот теперь плетусь по Пауэлл-стрит. Ведь я с первого взгляда понял, что передо мной необычный ребенок. Я всегда это знал. Именно потому и полюбил ее. С самого начала все было ясно как день.

И она ни разу, ни разу не солгала мне. В отличие от меня. Я наврал ей про Дэна, шарил в ее вещах и смотрел те вонючие кассеты.

Она с самого начала поставила мне условие ни о чем ее не спрашивать, и я согласился. Так или не так?

И я сам все прекрасно понимаю и не отдам ее ни за какие сокровища мира.

Но наши отношения стали разваливаться прямо на глазах. И вот я уже, похоже, достиг самого дна. Так больше продолжаться не может, и надо срочно что-то делать. «Ты должен принять решение» — так она, кажется, сказала.

Я поднялся по ступенькам и прошел через тяжелую вращающуюся дверь в позолоченный притихший холл отеля, где не существовало ни дня, ни ночи. Завораживающая тишина. В сердце болью отозвалось воспоминание о том, как она ждала меня у лифта, сдержанно элегантная, в духе здешней обстановки. Получается, она уже с шести лет снималась в кино, а может, и того раньше. А в роли матери — суперзвезда Бонни.

Я прошел по длинному коридору, мимо закрытых цветочных киосков и магазинов дорогой одежды. Я будто попал в небольшой подземный город. Но что я искал? Журнальный киоск? Книги? Газеты?

Я сразу нашел биографию матери своей богини. Дешевая книжонка в бумажной обложке, явно состряпанная на скорую руку. Ни библиографии, ни указателя, зато текст напечатан крупным шрифтом и явно передран из чужих интервью и статей. Ну и ладно. Надо брать. Даже нечего думать.

Ага, зернистые черно-белые фотографии на вкладке.

На первой — улыбающаяся Бонни в солнцезащитных очках на террасе своей греческой виллы.

Вторая оказалась перепечаткой из журнала «Плейбой» за 1965 год. Да, исключительно. Теперь понятно, чьи у Белинды гены.

Третья — очень известная фотография Бонни в очках и расстегнутой мужской белой рубашке. Реклама духов «Сент-Эспри».

На четвертой — обнаженная Бонни с далматинскими догами, фотограф Эрик Арлингтон. Этой фотографии суждено впоследствии стать украшением тысяч и тысяч стен в студенческих общежитиях.

На пятой запечатлено бракосочетание Бонни и продюсера «Полета с шампанским» Марти Морески, которое состоялось в прошлом году в Беверли-Хиллз. И угадайте, кто там в платье с высоким воротом и прозрачными рукавами? Белинда — сама как невеста.

На шестой — снова мать и дочь у бассейна.

И все фото собраны в книжке, которую, как прекрасно знала Белинда, я в жизни не куплю. Она могла спокойно оставить подобную книжонку у меня дома! Могла читать ее прямо у меня под носом! А я и не догадался бы заглядывать ей через плечо!