Я кашлянул в кулак и не только потому, что хотел предупредить о своем приходе - вонь в комнате буквально разъедала мне носоглотку. Девушки спали чутко, и потому мой кашель разбудил их. Взвизгнув, они прикрылись простынями и уставились на меня взглядами приговоренных к смерти в утро казни.
– Привет, девочки, - сказал я.
– Ой, брат фламеньер! – сказала одна.
– Отвернись, мать твою, чего уставился? – осипшим голосом добавила вторая.
Я отвернулся. Даже портовым шлюхам не чуждо чувство стыдливости и его надо уважать. Медвежье ворчание за моей спиной стало сигналом, что и роздольский мачо тоже пришел в себя.
– Ты кто? – осведомился Домаш, пытаясь вцепиться в меня блуждающим взглядом красных воспаленных глаз. – Э, погоди, да я тебя знаю, пан!
– Байор Якун Домаш, приветствую тебя, - сказал я и слегка поклонился. – Я Эвальд, бывший оруженосец сэра Роберта де Квинси.
– Точно! – Роздолец облегченно засопел. – Халборг и все такое. Прости меня покорно, что встречаю тебя, пан собрат рыцарь, в оном борделе богопротивном и без должного политеса....фууу!
– Что такое?
– Тяжко, - байор мотнул головой вправо-влево, лицо его сморщилось в страдальческой гримасе. – Предательский мед, Матерью пресвятой клянусь, истинно языческий!
Судя по тому, как заплетался у байора язык, он еще находился под сильным действием того самого меда, о котором говорил. Девицы, забыв о стыдливости, собирали по полу свои чулки, подвязки и банты, сопя и бранясь, как последние забулдыги. Я решил, что мне лучше переждать Домашеву побудку в коридоре.
Байор не заставил себя ждать.
– Челом бью вельможному пану, - сказал он, вываливаясь из дверей. – Истинно рад новой встрече и это... препочтительнейшим образом прошу склонить слух.. кх-кх!
– Давай быстрее! – крикнула из комнаты одна из девиц. – У нас дел полно!
– Заткнись, курва! – рявкнул Домаш и, повернувшись ко мне, заговорил самым почтительным тоном: - Если милостивый государь Эвальд не сочтет за дерзость... двадцать сильверенов взаимообразно.
– Прошу, - я протянул Домашу свой кошель.
Байор радостно рыкнул, запустил лапу в кошель и вытащил куда больше, чем двадцать серебряных, а потом нырнул в комнату. Я услышал шепот, умильное мурлыканье, вздохи и звуки громких чмокающих поцелуев. Пару секунд спустя обе красавицы выпорхнули из комнаты и прошелестели мимо меня своими шлейфами в сторону лестницы. А потом вышел и сам байор. В правой руке он держал свой меч, в левой - кружку с медом.
– Ох, ну и ночка! – вздохнул он. – А ничего так чертовки. Особенна та, что с родинкой на щеке - попка у нее ммммм! Твое здоровье, пан!
– Корабль в Фор-Авек отплывает через час, с приливом, - сказал я. – Капитан ждет нас.
– А и точно! – Домаш влил в свою глотку остатки меда из кружки и счастливо охнул. – Благодарю тебя, милостивый государь. Я готов, можем идти.
– Позволь задать тебе один вопрос, байор. Как вообще получилось, что ты отправляешься на Порсобадо?
– Так после той веселой ночки в Халборге мне и было приказано сюда отправляться, - совершенно простодушно ответил рыцарь.
– Кем же?
– Как схоронили господина твоего.... Уж прости, забыл, что теперь ты опоясанный рыцарь!
– Ничего, продолжай, пан Домаш.
– Ну вот, апосля похорон поехал я обратно к себе в Бобзиглавицы. Сказать по совести, запил я после всего пережитого в проклятом замке - тьфу, как вспомню, так до сих пор трясет! Знаешь, добрый собрат рыцарь, с самого детства моего ненавижу я все это чернокнижие и колдобу всеми фибрами своей истинно верующей души. А ведь самое-то что поганое, я на этой Стасе фон Эгген, вампирице заиметой, жениться полагал...
– Пан Домаш, давай по делу.
– Так по делу я и говорю. Дня три по возвращении пил я беспробудно. А на третий или четвертый день навестили меня нежданно два господина и на словах изволили известить меня, что отныне я союзник братства и должен служить ему мечом и имением своим. Мол, зело понравилось высоким особам в братстве то, как я вел себя в Халборге, и посему честь мне великая оказана. Ну, и получил я приказ отправляться на Порсобадо, дабы с тамошним шевалье продолжать службу империи и братству. – Тут Домаш перестал улыбаться и вопросительно посмотрел на меня. – А что, пан Эвальд, ты тоже...
