Кожедуб Алесь
Шрифт:
— Надо выходить из парка, — сказал Сергей.
Это предложение мне настолько понравилось, что я, не говоря ни слова, ринулся в боковую аллею, ведущую из парка. На улицах, пусть и запруженных китайцами, мне было как-то спокойнее.
— Рикша! — закричал Сергей, едва успевая за мной. — Давай возьмём рикшу!
Перед нами неспешно катил китаец на велосипеде, приспособленном для перевозки двух пассажиров.
Мы вскочили в коляску. Китаец испуганно оглянулся и изо всех сил нажал на педали. Коляска затряслась, однако скорость её передвижения осталась практически прежней.
— А куда нам ехать? — спросил я.
— Туда! — махнул Сергей. — Я вспомнил, нам нужно на могилу Конфуция. В программе это второй пункт.
Мы ехали по улочке, заполненной торговыми рядами, настолько медленно, что продавцы успевали не только совать в нос свой товар, но и хватать нас за руки. Мне это не понравилось.
— Вылезай, — сказал я. — Так мы до вечера не доедем. Пошли к полицейским.
Мы покинули рикшу и направились к машине с полицейскими. Трое из них сидели в машине, один стоял рядом с ней. Завидев нас, этот полицейский попытался забраться внутрь, но его не впустили.
Сергей схватил программу, поднёс к носу полицейского и стал тыкать в неё пальцем:
— Сюда, нам надо сюда! Могила Конфуция! Срочно! Отвезите нас на могилу!
Полицейский кашлянул, осторожно взял программу в руки и стал читать её, начиная с первого пункта.
— Отвезите нас вот сюда! — указал на нужный пункт Сергей.
Полицейский втянул голову в плечи, как черепаха. Его товарищи дружно нажали на кнопки, блокируя двери автомобиля.
— Такси! — закричал я. — Настоящее!
Толкая друг друга, мы бросились к машине. Водитель так же обстоятельно, как и полицейский, изучил программу, важно кивнул и нажал на газ. Весь его вид говорил, что он не только знает, куда надо ехать, но и с какой скоростью.
Мы ехали минут пятнадцать, и всё это время я размышлял, сколько времени путешествие до могилы Конфуция заняло бы на рикше. Разброс цифр был колоссальный.
— Как ты думаешь… — повернулся я к Сергею.
— Автобусы! — заорал он, не слушая меня. — Наши!
Это действительно были наши автобусы. Стоящие в ряд как на параде, они вызвали во мне чувство умиления. Всё-таки Китай был не совсем пропащей страной. Если автобусы, предназначенные для иностранной делегации, должны стоять на такой — то площади в указанное время, они будут там стоять, невзирая на потоп, землетрясение и прочие мелкие неприятности.
Мы расплатились по счётчику и медленно выбрались из такси. Теперь можно было никуда не торопиться. Я даже купил себе бутылку минеральной воды.
Молодая продавщица, сверкая раскосыми глазёнками, попыталась всучить мне чипсы, орешки, мороженое и ещё какую — то дребедень. При этом она не только несколько раз дёрнула меня за пиджак, но и дотронулась до руки. Судя по ужимкам, прерывистому дыханию и нервному смеху, останавливаться она не собиралась.
— Пойдём в автобус, — предложил я Сергею.
— Вон уже наши на карах подъехали, — сказал он, и особого энтузиазма в его голосе я не услышал. — Наверное, надо доложиться.
Но докладывать о своём возвращении нам не пришлось. По очереди к нам подходили ответственные товарищи и сообщали, что, во-первых, изменение графика передвижения кортежа недопустимо ни при каких обстоятельствах, во-вторых, лицо, отставшее от кортежа, будет само добираться до консульства, до которого отсюда как до неба, и в-третьих, билеты на самолёт это лицо будет приобретать за собственный счёт.
— Это же Шаньдунь! — с чувством сказал один из начальников.
— Что сие означает в переводе с китайского? — осведомился я.
— Высокая гора.
— Высокая дыра? — не расслышала Оксана, журналистка, которая никуда не опоздала, но, тем не менее, близко к сердцу приняла нашу оплошность.
— Именно дыра, — сказал я ей. — Ни консульства, ни английского языка, ни белых людей. Даже могилки не останется.
— Почему?.. — прошептала Оксана.
— Съедят с потрохами.
Мы погрузились в автобусы и поехали в Цзинан, столицу провинции Шаньдунь.
На убранных полях горели костры из кукурузной ботвы. Жемчужно отсвечивала вода многочисленных прудов, в которых, как я знал, нагуливали жир королевские карпы, китайцы их называли генералами. На изъеденных временем горах почти не было никакой растительности. С низкого неба сеялся мелкий дождь.
Это был срединный Китай, тот самый, который дал миру неповторимого Конфуция. А также ни на что не похожие письменность, картины и музыку.
— Ну и как тебе утка? — спросил Сергей, с сожалением глядя на свою пустую тарелку.