— Подрастающее поколение должно окрепнуть и в честной борьбе научиться ковать успех.

— Очень правильная парадигма! — беседа двух влюбленных продолжалась, — Значит мои малыши вырастут чемпионами, и мы ещё будем гордиться ими?..

— Да-а-а… Детские турниры станут массовыми, — бизнесмен разгорячился и зарычал, — победителей жалую… Патефоны даю и игрушки… Родине хочу помочь подняться на ноги после семидесятилетнего коммунистического разбоя! — И на этой торжественной ноте Мирзоев важно поправил у себя на животе пальто.

— Вот он какой — настоящий развитой капитализм! Дожили мы, наконец, до него и увидели… Вы — Савва Морозов!.. Вы — меценат!.. — историческая параллель сделала флирт неотразимым… И растаяло сердце героя.

— Ну, что вы, что вы, — как юноша затушевался он.

Комплименты достигли цели. Мирзоеву захотелось продолжить знакомство наедине: в интимной обстановке бара, и он всерьез начал пересчитывать наличные средства от выданной работникам под расписку подпольной водки — виновницы простоя.

— На четыре с полтиною рубля накину на каждую бутылку должникам. Оштрафую за прогулы их по-полной: высчитаю за жилье и питание, и вырвемся мы на пару дней отдохнуть на горнолыжную базу за город. Искать работу — скажу домашним…

Супруга Мирзоева подъехала внезапно и резко затормозила перед увлечёнными беседою людьми. Брызги серым ливнем легли на детские лица. Воспитательница отпрыгнула, а «меценат» неожиданно оступился на ровном месте и выругался матом:

— В рот тому менту кириешки!

А между тем Светлана Михайловна перехватила инициативу.

— Нигде и слышать не хотят ни про какую площадку. Им только налоги подавай и полные списки холопов в пенсионный фонд. Вот еще одна напасть на нашу голову — реформа, — и она сварливо распорядилась, обращаясь к рабочим. — Помойте машину!

Приятная беседа окончилась. Озадаченные супруги пошли домой решать уставные вопросы, а вчерашние горе-футболисты неудачники, поругивая хозяев, начали вытирать капот автомобиля, поглядывая недобрыми глазами на Тарантула, который не спешил принять участия в этой процедуре.

— Пора на ужин! — голос у воспитательницы стал металлическим. — Дети! Быстренько отряхнулись и почистились, и взялись за руки.

Вожатая наводила порядок в строю. Она дергала малышей за рукава и за капюшоны, подталкивала рассеянных и брезгливо вытирала чумазых.

— Какие они разные, — вздохнул Тарантул, — Без вины наказанные дети уже в раннем возрасте должны выживать, поедая друг друга в общественных формированиях.

Передние были лучше одеты. Видно было, что родители у них имели достаток и могли разрешить малышам порезвиться в парадной одежде. Дорогие их, аккуратно подогнанные пуховички даже в пасмурную погоду смотрелись весело, и грязь на одежде была к лицу этим детям. Пёстрые и важные — они стояли в первых рядах колонны и получали больше внимания и ласки от взрослых, их звали ласково и по имени, и очень часто хвалили. В России патриархальный уклад жизни, и величие отцов почитается и в наследниках.

Борьба же за лидерство тоже имела место. Более скромные в нарядах, но крепкие телом держались подалее. Но случалось им обогнать или забороть передних, и ликованию не было предела. Однако божественная рука педагога крышевала и восстанавливала прежнюю иерархию. Вот так и в жизни извечно враждуют вожди народные и наследственные, проверяют на прочность лидеров и бывают биты.

Третьи же в этом детском коллективе были творцами и исследователями. Этим сорванцам и непоседам доставались и охи, и ахи, и подзатыльники. Они носили заштопанные на коленках штаны и застиранные до белизны старые куртки. Тумаки эти дети переносили как должное, и продолжали осваивать мир, а не бороться за первенство. Не то, чтобы их родители были невнимательны к ним, наоборот, зная повышенную активность любимых чад и их тягу к естествознанию, дорогие наряды берегли для праздников. Большинство населения России и по сей день живет от зарплаты к зарплате, пересчитывая копейки, и толкается ежедневно в очередях и в общественном транспорте в неброских одеждах.

Самые последние в этом детском строю были бедными и слабыми. Они пугливо вжимали голову в плечи при каждом окрике воспитательницы, зажмуривались, когда кто-нибудь из более сильных мальчишек замахивался на них, и давали робкий отпор задирам. Старые цигейковые шубы топорщились на морозе, как иголки у дикобраза. Малыши их скребли ручонками, приглаживали — как умели, охорашивали торчащий клочками мех, очищая его ото льда и от грязи… А родители?.. Они все равно укоряли этих детей в неряшестве, отказывая им в покупке игрушек.

Воспитательница дважды пересчитала по головам питомцев, две-три оплеухи дала ротозеям, и по команде:

— Вперед! — весь этот парад двинулся в сторону двухэтажного особняка, обходя стороною большие лужи и грязь.

— До свидания, дяденьки, — закричали малыши. И на прощание замахали ладошками.

Только одна совсем уже хрупкая девчушка долее других зачарованно рассматривала арку, которую доделывал старик. Уходила она неохотно, часто оглядывалась и спотыкалась на ровном месте, но целеустремлённый напарник, тащил её за руку и хныкал, потому что боялся получить нагоняй от воспитательницы за отставание.