— Я понимаю.

Отравление грибами — штука частая. Как и попытки замаскировать убийство под непоправимую случайность, вызванную употреблением грибов. Был у нас в институте доцент Новиков, так тот перед вскрытием желудка предлагал группе угадать, что там внутри и если угадаешь, ставил пятерку, — вспомнил врач. — Поощрял таким образом интуицию. Я считаю — правильно, без интуиции врачу нельзя…

— Это точно, — согласился Данилов.

Патологоанатомам можно многое из того, что не могут позволить себе врачи других специальностей, имеющие дело с живыми людьми. Можно разговаривать во время работы на любые темы, можно петь, а можно и молчать — дело настроения.

— А какой там лес! — врач вернулся к новогодней теме. — Настоящее Берендеево царство, искрится прямо…

Звук, заставивший его замолчать, был странным: словно разорвалась плотная ткань.

— Что там у вас? — напарник Данилова обернулся к Сабутину.

— Все в порядке, — в правой руке Сабутин держал малый ампутационный нож, а в левой — окровавленную тряпку. — Все в полном порядке.

Данилов перевел взгляд на труп и от неожиданности чуть не вскрикнул. У тела не было лица, вернее, на его лице не было кожи; вместо нее зияла алым плетеная маска мышц, белые глаза, черный провал рта в обрамлении желтых прокуренных зубов. Несколькими секундами позже Данилов понял, что это за окровавленная тряпка в руке Сабутина.

Само по себе лицо с точки зрения врача-патологоанатома не было жутким. Пугала неожиданность зрелища и бессмысленный вандализм. Патологоанатомы не портят трупы — они их вскрывают, исследуют и относятся к ним с уважением, что бы ни твердили об этом анекдоты. Доктора понимают, что когда-нибудь сами будут так же лежать на секционном столе с валиком, для удобства подложенным под спину…

— Алексей? — вопросительно протянул Данилов, не понимая, в чем дело. — Что происходит?

С Сабутиным он был поверхностно знаком: они звали друг друга по именам, здоровались при встрече, обменивались парой-тройкой фраз. Сабутин был любимчиком заведующего кафедрой и считался перспективным аспирантом, который не ограничится защитой одной лишь кандидатской диссертации.

На вид Сабутин был типичным «ботаником» — худым сутулым очкариком; и еще он вечно шмыгал носом — докучал аллергический насморк.

— Я не Алексей… — негромко сказал Сабутин, глядя в пол. — Алексея здесь нет, и я не знаю, где он. Отстаньте от ме… него!

Данилов с напарником одновременно шагнули к Сабутину, но тот проворно обежал стол и замер с другой стороны, выставив вперед руку с ножом.

— Отойдите! — срывающимся голосом потребовал он. — Подальше, подальше…

В его голосе слышалось отчаяние. Данилов переглянулся с напарником, и оба они начали пятиться назад.

Поворачиваться к Сабутину спиной было бы глупо. Пятились медленно, чтобы не упасть, обошли один стол, затем другой…

Дальше, чем на дюжину метров отойти не получилось — мешала стена. Встали поближе к двери. Данилов пожалел, что она открывается внутрь, а не наружу — даже минимальная потеря времени при бегстве грозила обернуться большой бедой. «Ботаник» Сабутин оказался весьма резвым молодым человеком. «А нож ведь и метнуть можно, — думал Владимир. — Малый ампутационный нож конечно же не сбалансирован, но ведь недаром говорится, что дуракам везет. Всадит под левую лопатку — и все, сам будешь завтра лежать на железном столе. Только вскрывать тебя станет не патологоанатом, а судмедэксперт. Как и положено криминальному трупу».

Отступая назад, Данилов не отводил взгляда от Сабутина и успел заметить, как тот несколько раз передернул плечами. «Почесаться хочется, а руки заняты», — отметил Данилов, и кусочки пазла сложились в картину. Вечный насморк, денежный достаток (отец Сабутина занимал не самый маленький, но и не самый большой пост в Департаменте здравоохранения), нынешнее весьма странное поведение, кожный зуд…

— Кокс, — негромко сказал Данилов товарищу по несчастью.

Тот кивнул: тоже догадался.

Кокаиновый психоз — очень неприятное состояние как для больного, так и для окружающих. Развивается он при длительном употреблении кокаина. Больные испытывают сильную тревогу, переходящую в панический страх. Им кажется, что их кто-то преследует; их посещают пугающие видения; им слышатся угрозы и оскорбления. Состояние ухудшается изнуряющим кожным зудом.

В подобном состоянии самые спокойные люди становятся агрессивными и опасными.

— Не подходите ко мне, — негромко, но очень убедительно попросил Сабутин, с размаху вонзая нож в бок вскрытого, но еще не освобожденного от органов трупа.

Очки легли рядом с ножом, уцепившись за него дужкой. Сабутин с видимым наслаждением почесал грудь и шею, а затем обеими руками расправил снятую с лица покойника кожу и попытался натянуть ее на свое лицо, но у него ничего не вышло. «Маска смерти» полетела на пол, очки вернулись на свое место, а нож — в правую руку Сабутина.

Данилов окончательно пришел в себя. Он рыскал глазами по секционной, пытаясь сообразить, при помощи чего можно было бы отключить сбрендившего наркомана. Не выходить же против него с большим ампутационным ножом в одной руке и долотом в другой. Металлический винтовой стул тоже не годился — если попадет в голову, то не оглушит, а убьет. Отсидка за превышение самообороны, пусть даже и не очень долгая, совершенно не входила в планы Владимира…

— Надо оставлять завязочки, — подумал вслух Сабутин, переходя к соседнему столу.