— Уиндем, — деловито произнесла вдовствующая герцогиня.

Он коротко кивнул.

— Я велел, чтобы вещи мистера Одли отнесли в голубую спальню.

— Отличный выбор, — отозвалась герцогиня. — Но должна повторить: не называй его мистером Одли в моем присутствии. Я не знаю никаких Одли, и не желаю их знать.

— Не уверен, что они пожелали бы познакомиться с вами, — заявил Одли, который вошел в комнату, решительно, но бесшумно ступая.

Томас взглянул на бабку, но та лишь приподняла бровь, как будто хотела подчеркнуть собственную значимость.

— Мэри Одли — сестра моей покойной матери, — продолжил Одли. — Они с мужем взяли меня к себе, как только я родился. Они вырастили меня и по моей просьбе дали мне свое имя. И я не собираюсь отказываться от него.

Томас не мог не наслаждаться ситуацией.

Одли повернулся к Грейс и поклонился.

— Можете обращаться ко мне как к мистеру Одли, если пожелаете, мисс Эверсли.

Грейс присела, бросив вопросительный взгляд на Томаса. Спрашивая разрешения, что ли?

— Она не может привлечь вас к суду за использование законного имени, нетерпеливо бросил Томас. Милостивый Боже, это становится утомительным. — А если она это сделает, я отправлю ее в какое-нибудь удаленное поместье.

— Звучит заманчиво, — промолвил Одли. — Насколько удаленное?

Томас сдержал улыбку. Как бы ни раздражал его Одли, у него были свои достоинства.

— Я подумываю о том, чтобы расширить наши владения, — отозвался он. — Внешние Гебриды очаровательны в это время года.

— Ты невыносим, — прошипела герцогиня.

— И почему только я держу ее при себе? — задал вопрос Томас, ни к кому не обращаясь, а затем — поскольку это был чертовски долгий день и он израсходовал даже то небольшое утешение, которое почерпнул из кружки эля, — подошел к буфету и налил себе бренди.

Но тут вмешалась Грейс, как часто делала, когда считала, что обязана защитить вдовствующую герцогиню.

— Она ваша бабушка.

— Ах, кровь, — вздохнул Томас, испытывая желание сказать какую-нибудь колкость. А ведь он даже не опьянел. — Говорят, она гуще, чем вода. Жаль. — Он посмотрел на Одли. — Вы скоро это поймете.

Одли только пожал плечами. А может, Томасу это показалось. Ему нужно срочно выбраться отсюда, от этой троицы, от всего, что вопит об Уиндемах, Кавендишах, Белгрейве и дюжине прочих регалий. Связанных с его именем.

Он повернулся к леди Августе, устремив на нее твердый взгляд.

— Я сделал все, что от меня требовалось. Вернул блудного сына в ваши любящие объятия, ко всеобщему удовольствию, но не к моему, — не мог не добавить он. — Хотя кто-то будет рад, несомненно.

— И не к моему, — отозвался Одли с небрежной улыбкой. — Если это вас интересует.

Томас только посмотрел на него.

— Нисколько.

Одли любезно улыбнулся, а Грейс, благослови ее Боже, приготовилась броситься между ними, вздумай они снова устроить драку.

Томас отвесил ей поклон и, подняв бокал в ироническом салюте, проглотил бренди одним махом.

— Я пошел.

— Куда? — требовательно спросила вдовствующая герцогиня.

Томас помедлил в дверях.

— Я еще не решил.

Да и какая разница? Куда угодно, лишь бы уйти отсюда.

— Это не Уиндем там?

Амелия моргнула и, прикрыв глаза от солнца ладонью — похоже, от ее шляпки сегодня нет никакого проку, — посмотрела на противоположную сторону улицы.

— Что-то он не похож на себя, тебе не кажется?

Милли, младшая сестра Амелии, сопровождавшая ее на прогулке по Стэмфорду, наклонилась к ней, чтобы лучше видеть.

— По-моему, это именно Уиндем. Мама не обрадуется.

Амелия нервно оглянулась через плечо. Их мать, находившаяся в ближайшем магазине, сегодня утром, как никогда, походила на дятла. «Тук, тук, сделай это Амелия, тук, тук, тук, не делай того. Тук, тук, надень шляпку, тук, тук, у тебя появятся веснушки, тук, тук, не сиди сгорбившись, тук, тук, герцог никогда не женится на тебе».

Амелия не понимала связи между ее осанкой, когда она сидит у себя дома за завтраком, и оттягиванием ее женихом назначения дня свадьбы. Но с другой стороны, она никогда не понимала, откуда ее мать знает, которая из дочерей отщипнула кусочек ее печенья, или случайно выпустила собак, или — Амелия вздрогнула, поскольку это было на ее совести, — кто опрокинул ночной горшок на любимый халат ее матери.

Она прищурилась, чтобы лучше разглядеть мужчину, на которого указала Милли.

Это не может быть Уиндем. Конечно, мужчина, о котором шла речь, был поразительно похож на ее нареченного, но явно был… как это сказать? Растрепанным. И это еще мягко сказано.