Комната «Для леди» мало помогла ей. Не сказать, чтобы обслуживающая там женщина держалась нелюбезно, но сама обстановка давала понять, что сюда заходят особы куда более важные и лучше одетые, чем Мэгги Калуорф из Хемтона. Даже когда она сделала себе вечерний макияж, особенно подчеркнув глаза, все равно у нее осталось ощущение, что она выглядит невзрачно. Так что, зайдя в гриль-бар, она облегченно вздохнула, завидев Солта за столиком в углу.

Они съели авокадо под французским соусом, разделались с седлом барашка. На десерт он предпочел сыр, она — фруктовый салат, и все это под бутылку восхитительно мягкого кларета, этикетку она не рассмотрела как следует. Затем перешли к беседе ни о чем, какую и принято вести за чашкой кофе. Перед тем как подали седло барашка, Солт вышел на несколько минут. Но за весь обед он ни слова не проронил о Норин Уилкс, Доннингтонах, полковнике Рингвуде и старшем инспекторе Гарсте. И Мэгги уже казалось, что, разговаривая с Солтом о других людях и на другие темы, она словно выбралась на свет из темной комнаты. А поддавшись его уговорам выпить еще немного ликера «Куантро», она размечталась. Мэгги попыталась представить себя в Дордони.

— Я никогда не была там, а вот Алан был, привез много фотографий.

— Где он был? — Солт, оказывается, почти ее не слушал, воюя с сигарой, которая все время раскручивалась.

— О, извините. В Дордони. Вы же говорили, что собирались туда ехать.

— А, да, конечно. — Наконец он справился с сигарой. — Хорошо бы побыть там с недельку или деньков десять. Потом поехать в Барселону, а оттуда в Цюрих. В Барселоне живет один врач, в Цюрихе — другой, которые специализируются на некоторых заболеваниях почек. Мне очень хотелось бы знать, чем они сейчас занимаются, хотя, признаюсь, мне больше любопытны они сами, чем результаты их исследований. И у меня есть несколько статей, которые могут их заинтересовать.

— Я иначе представляю себе отдых. Дордонь — это чудесно! И Барселона сойдет. Я там была. Но потом вы все свели к почкам.

— Я еще успею очаровать вас рассказами о нефрологии, ее неудачах и триумфах, надеждах и опасениях. Но не здесь и не сейчас. — Он посмотрел на часы. — А теперь начнем работу. Вы готовы?

— Боюсь, не очень. У меня явно не рабочее настроение, особенно для тяжких трудов.

— О, это легко, как воздушный пирог.

— Пироги — тяжелая пища, доктор.

— Но не наши с вами. Я хочу, чтобы вы поднялись на восьмой этаж. Если там болтается официант или горничная, хотя вроде бы их не должно там быть, потяните время. Полюбуйтесь на себя в зеркальце, попудрите носик.

— Ну, уж этому меня учить не надо. Этим я могу заниматься часами. Как всякая девушка. А что дальше? Что я должна делать, если в коридоре никого не будет?

— Позвоните, постучите, можете даже садануть ногой в дверь восемьсот шестого номера. Сразу не откроют, звоните, колотите, не сдавайтесь. А когда там не выдержат и откроют, путано и торопливо расскажите, что вы из номера девятьсот шесть, что вашу посылку могли по ошибке занести к ним, а вы так ее ждете и пытаетесь отыскать. Особенно упирайте на то, чтобы тот, кто вам откроет, пошел проверить, нет ли вашей посылки в его номере. И постарайтесь, чтобы дверь как можно дольше была открыта.

— Гм, а если тот, кто мне откроет, захочет, чтобы я вместе с ним поискала посылку в его номере? Здесь могут начаться не запланированные вами работы, особенно если господин восемьсот шесть молод и в подпитии.

— Если он пригласит вас войти, значит, он один, и нас совершенно не интересует. В этом случае вы бормочете извинения, говорите, что, наверное, нужно спросить в следующем номере, и для вида стучитесь в соседний.

— Ага. Я должна выяснить, нет ли у этого мужика девицы в номере? Значит, пока я буду ему плести про посылку, я должна прислушиваться, стараясь уловить женский смех, нетерпеливые призывы из спальни, девичье пение, что еще?

— Как вы догадливы, Мэгги!

— Еще бы. В таких случаях женский ум действует молниеносно. Что дальше?

— Сразу же поднимайтесь на десятый этаж. Хотите, по лестнице, хотите, в лифте. Убедитесь, что за вами не наблюдают, и входите в мой номер. Тысяча двенадцать. Я сейчас дам вам ключ. Закройте дверь, но не на защелку, иначе мне будет трудно сделать вид, что я открываю ее ключом, и ждите меня. Если кто-нибудь меня заметит, тем лучше.

— Это часть заговора с восемьсот шестым номером?

— Нет. Но и то и другое — часть большого заговора.

— Солт, вы вполне отдаете себе отчет в том, что делаете? Может, на вас подействовал коктейль из виски, кларета и бренди?

— Это только помогает. Я все обдумал еще до того, как начал пить. — Солт усмехнулся. — Возможно, у меня слишком живое воображение, Мэгги, но я не валяю дурака. У нас мало времени.

— Как жаль. У меня как раз настроение повалять дурака и расслабиться. Это все ваше шикарное застолье. Спасибо, доктор Солт, это было восхитительно. А теперь я пошла. Серая мышка поползла вынюхивать.

Он встал, протянул ей ключ и сказал довольно резко:

— Ну уж нет. Мэгги, тут вы не правы. Не смейте так говорить!

— Как? — Она искренне не понимала.

— Вы — не серая мышка.

Она наслаждалась этими словами всю дорогу от гриль-бара до номера 806. В коридоре не было ни официантов, ни горничных, ни кого-либо еще. Возле нужной ей двери Мэгги постояла, собираясь с мыслями, потом нажала на звонок. Она слышала, как он трезвонит внутри номера. Но никто не отзывался. Она нажала на кнопку еще раз, пересиливая желание немедленно удрать подальше отсюда.