– Да, конечно. Вот… – кивнул я и полез в карман, где находился пакет.

Достав один из камней с Трюфельного холма, я бережно протянул его на открытой ладони, и тут же в глазах Виталия Александровича мелькнуло что-то такое, словно часть пелены, покрывавшей их до этого, мгновенно спала, и он стал видеть больше.

– Наташа, Женя. Как вы, мои дорогие?

Девушки, улыбаясь, приблизились:

– Всё в полном порядке – вот, старались этим не мешать поворковать о своём. Ну и, конечно, беспокоились за раненого. Но, видим, с этим всё в порядке.

– Да, так оно и есть. А вот о вас я ничего такого не могу сказать. В чём дело-то?

– Мы теряем силы, и наше время стремительно уходит… – вздохнула Наташа и кивнула в мою сторону, словно предоставляя слово.

– Да, надо срочно действовать. Что-нибудь слышно об Оле, Борисе и Вере Павловне? – спросил я, впрочем, уверенный, что это сразу стало бы известно.

– Нет, все словно сквозь землю провалились… – покачал головой Виталий Александрович: – Просто ума не приложу. Однако давайте не будем о грустном. Вы мои дорогие гости, и, полагаю, у нас есть замечательный повод отпраздновать моё возвращение из больницы. Что вы скажете о красном домашнем вине?

– Я только за, – встрепенулась Людмила. – В самом деле, надо радоваться жизни, пока есть такая возможность.

Я посмотрел вдаль, привлечённый каким-то движением, и увидел на фоне грязно-серого неба одинокий самолёт. Сначала я принял его за воздушного змея, но потом понял, что, соизмеряя расстояние, тот должен быть гигантских размеров. Кроме того, на порывистом ветру простенькая игрушка вряд ли смогла бы передвигаться так плавно. Интересно, разве в такую погоду самолёты летают? С этим вопросом я обратился к Виталию Александровичу, который пожал плечами:

– В той стороне находится аэродром ещё советских времён, и, как положено, там сейчас за деньги тебя прокатят когда угодно. Бизнес, надо понимать.

И всё-таки этот самолёт мне чем-то не нравился – возможно, тем, что летел в нашу сторону, а может быть, из-за последних событий у меня обострилась интуиция. Наверное, стоило действительно немного посидеть, выпить в тёплой компании и хотя бы на какое-то время позабыть все эти беспокойства, скорее всего, накрученные самому себе. Тем не менее, как я вскоре заметил, одинокий самолёт обеспокоил не только меня, но и охрану – парни задирали головы, прикладывали ладонь ко лбу и что-то уточняли по телефону. А когда он оказался практически над нами, кто-то громко закричал:

– Ложись!

И мы все попадали на мокрую траву. Я весьма неудачно угодил в лужу и чувствовал, как рубашка и свитер под распахнутой курткой мгновенно напитываются водой. Потом раздалось нечто вроде хлопка, и в землю недалеко от нас воткнулся длинный толстый кол, к середине которого было что-то небрежно прикручено чёрной изолентой. Я ожидал услышать автоматные выстрелы охраны или что-то в таком роде, но потом подумал, что глупо стрелять по пролетающему над тобой самолёту – ведь можно ненароком и попасть. А последствия легко предсказать даже такому профану, как я.

– Никому не двигаться! – приказал неизвестно откуда взявшийся Владимир Борисович, и мы замерли, лишь немного приподнимая головы. – Скорее всего, это бомба.

Час от часу не легче. Конечно, я не верил, что Борис или Вера Павловна могут быть причастными к чему-то подобному. Это было бы уж чересчур. А вот некие недруги Виталия Александровича – скорее всего, вполне разумное объяснение. Только что теперь делать? Было бы обидно, пройдя через всю эту мистику, погибнуть от чего-то совершенно постороннего. Впрочем, судя по реакции этих людей, дело для них привычное – вот пусть и разбираются.

– Думаю, это сюрприз от какого-нибудь моего знакомого, – подмигнул мне Виталий Александрович, почему-то ставший ещё веселее. – Знаешь, сколько их у меня? Некоторых и не упомнишь. А они меня, видишь, не забывают. Шутники, понимаешь.

– И что же нам делать? – Я немного приподнял живот, чтобы не так хлюпало: – У вас есть какие-нибудь идеи? Ведь, насколько я понимаю, она может в любой момент грохнуть? Ведь так?

– Ты, конечно, прав. Но, думаю, как-нибудь прорвёмся. Бывало и похуже. – Виталий Александрович повернулся в другую сторону: – Ну, чего там?

Владимир Борисович сделал успокаивающий жест рукой, достал телефон и тихо с кем-то заговорил. Я видел лишь шевелящиеся губы и неприятную складку, которая шла от носа ко лбу.

– Всё в порядке. Сейчас они будут. Пока не двигаемся и ждём.

Он опустил руку с телефоном и уселся напротив кола в дорогом, причудливо переливающемся пальто. Я подумал, что, если всё-таки рванёт, то его сразу разнесёт на кусочки вместе с фирменным предметом одежды. Конечно, рядом был дом, и вполне можно было начать медленно двигаться туда – понадёжнее за кирпичными стенами-то. Но, раз сказано так, то не моё дело оспаривать что-то в теме, в которой я заведомо не разбираюсь.