…Серое небо, серые звезды, черные ветви искореженных неведомой силой деревьев; нет сил, чтобы приподняться, встать, закричать… Кто видел такую картину хоть раз — не забудет никогда.

Когда на горизонте показалась долгожданная синяя полоска гор, Райсена внезапно начали мучить кошмары.

Повозка катилась под гору по широкому тракту, ведущему на север. Комья липкой глинистой земли с разъезженной дорога налипали на колеса, все больше замедляя ход. Унылое серое небо повисло, как нестираное полотно, прямо над головой. Казалось, что горы совсем недалеко, но проходил день за днем, а они не приближались. Даже меланхоличный Лаег начал терять терпение и порой обзывал ульхасов словами, не предназначенными для детских ушей.

…Обезображенные трупы мужчин, женщин, детей. Виселицы и ямы, полные гниющих костей и мяса, которые еще недавно были людьми. Пряди человеческих волос на придорожных кустах. Разжиревшие на падали мелкие хищники на дорогах даже не прячутся от людей, только отбегая в сторону от проносящихся мимо закрытых повозок. Крики и стоны навечно впечатались в камни скал…

Стоило Райсену прикрыть глаза, как начинались видения. Он сходит с ума или это предвестие лихорадки, от которой уже слегла жена?

Еще один захолустный поселок с покосившимися домами и прогнившими изгородями. На вопрос, есть ли где переночевать, беззубый старик машет рукой куда-то вперед по дороге, сзади около него трется тощий облезлый кобель.

— Нет никого, — шамкает старик. — Впереди миль через пять будет постоялый двор. — Потом, подумав немного, добавляет: — Только там не ночуйте — ограбят.

— Может, есть тут хоть пустой дом, где мы могли бы поспать до утра? Холодно уже, — не выдержал Райсен.

— Все сгнило. — Старик вытер рукой слезящиеся глаза. — Дожди.

Норлю захотелось кого-нибудь убить… от тоски. Старик повернулся, чтобы уйти, но неожиданно остановился.

— Под горой есть часовня. Там тоже никого нет. Но она каменная, и крыша цела.

— Спасибо, отец! — вздохнул Райсен.

Старик недоуменно посмотрел на него и поспешно направился к дому.

«Что же творится в этих местах?!» — захотелось крикнуть Норлю, но он сдержался.

— Поедем хоть туда, — обратился Райсен к остальным. — Под крышей и то лучше, чем под дождем, может, и костер найдем из чего разжечь.

— В часовне? — недоуменно произнес Лаег.

— Там же никого нет, старик сказал.

Лаег пожал плечами и тронул ульхасов с места. Эленара лежала почти неподвижно, ее лицо осунулось, глаза ввалились. Декаду назад все было в порядке. Марвик сидел подле матери, вытирая ей лоб — женщина все время потела, несмотря на холодную погоду, хорошо хоть кашля не было. Но что с женой, Райсен не понимал, а ведающих, со слов встречных людей, нет на мили вокруг.

На счастье, рядом с часовней обнаружился сарай с земляным полом, как и везде в округе. Щели от сгнивших досок и отсутствующая дверь давали выходить дыму от небольшого костра, разложенного прямо внутри. Глаза щипало, зато удалось вскипятить воду и приготовить горячую еду, которой не ели уже два дня. Эленаре Лаег заварил какое-то гнусное пойло, но та с одобрением выпила его. Да хоть что, лишь бы ей стало легче…

«Снег. Снег. Обгорелые доски из-под снега. Кровь на снегу. Плач ребенка».

Райсен очнулся от недолгого беспокойного сна. Ребенок и правда плакал, но никто не проснулся. Отец взял мальчика на руки и стал баюкать, поплотнее завернув в одеяло. Так и заснул.

Проснулся Норль от холода. На улице сыпал мелкий снежок. Лаег потянулся и вылез из-под одеяла — его тоже пробирала дрожь. На Эленару сложили все теплые вещи, и та пока спала. А где же Марвик? Пошел прогуляться?

Лаег наломал досок и опять зажег костер. Проснулась Эленара. Марвик не появился даже к концу завтрака. Передав маленького сына жене, Норль вышел из сарая.

На припорошенной снегом земле еще были заметны отпечатки детских ног. Мужчина последовал по ним. Следы привели в заброшенную часовню, покружили по ней и вывели обратно. У проезжей дороги следы обрывались, и на другой стороне их не было. Утром кто-то проезжал по дороге, и даже не единожды…

Обдумывая, что сказать Эленаре, Райсен вернулся в часовню. На стенах некогда находились фрески, но они потемнели, а расписной потолок часовни был покрыт копотью — наверно, тут жгли костер какие-то не слишком религиозные путники. Когда-то Норль обязательно внимательно рассмотрел бы все изображения, ведь именно интерес к древней истории этих краев некогда заставил его отправиться на север, но в последнее время исследовательский пыл стал угасать, уступив место повседневным заботам. Правда, искры этого интереса еще теплились.

Норль подошел к первой попавшейся на глаза фреске и всмотрелся в нее. На полукруглом сероватом или серебристом прежде фоне, как на полукруге луны, встающей из-за горизонта, была изображена темная женская фигура, воздевшая руки. Почему-то она напомнила Норлю воздетые к небу темные ветви деревьев без листьев на таком же сером фоне из его видения. Внезапно все стало нереальным, как во снах.

«Марвик! Марвик! Где же ты?!»

Он даже не был в состоянии понять — голос ли это Эленары или его мысли.