Иванов Николай Федорович
Шрифт:
– Вы меня извините, конечно, - виновато - наконец-то!
– посмотрела в его сторону Желторотик.
– Я просто подумала, что вы...
Не стоило, наверное, Борису так откровенно улыбаться ее наивности. Лена вспыхнула, отбросив букет, резко встала и пошла в лес.
"Ишь ты, обиделась. И впрямь гордая", - подумал старший лейтенант, но, чувствуя на этот раз вину за собой, поднялся. Синий костюмчик Лены еще был виден среди зелени кустов, и Борис поспешил за девушкой. Догнал ее около заросшего рва, извивающегося среди деревьев.
– Траншея, - тихо сказала Лена, словно между ними ничего не произошло.
– Здесь сильные бои были. И все заросло. Вот так и память зарастет.
– Пока есть вы, не зарастет, - желая сделать девушке приятное, сказал Борис. Боясь, как бы это не прозвучало слащаво, торопливо добавил: - Время просто свое берет.
– И, продолжая тон примирения, произнес: - Но сколько же надо отрядов, чтобы поднять всех павших?
– Знаете, пока последний солдат не похоронен, война считается неоконченной. Кажется, это Суворов сказал. Но страшнее другое: пока они... здесь, - Лена присела перед траншеей, - они считаются не погибшими за Родину, а пропавшими без вести.
– Многих удалось установить?
– Три человека. Мало? Но все дело в том, что, когда солдаты попадали в окружение, они старались уничтожить все. Чтобы, если попадут в плен, это никак не отразилось на их родных.
– А как могло отразиться?
– не понял Борис.
Теперь уже Лена посмотрела на него как на неразумного малыша. Но, поняв, что удивление старшего лейтенанта неподдельное, ответила вопросом на вопрос:
– А вы что, не знали, как относились во время войны к семьям тех, у кого муж, отец или брат попадал в плен и это становилось известным?
– Ну, сочувствовали.
– Ага, аж до Колымы.
Ледогоров удивленно посмотрел на девушку. Нет, не Желторотик она, никакой не Желторотик. А какие-то вещи знает и понимает глубже и основательнее его самого. И судит жестко.
– А вы давно работаете с отрядом?
– Четвертый год. Я сначала бухгалтером работала, а когда первый раз сходила на раскопы, перешла в школу - и к ребятам своим поближе, и пальцем меньше тыкают, что занимаюсь якобы не своим делом. И сверхурочные мне не платили, все в свои выходные да отпуска. Одним словом, тоже служила.
– Извините, - присел рядом Борис.
– Вы меня тоже.
– Товарищ старший лейтенант, - послышался голос курсанта.
– Ау, обед готов.
– Пойдемте, - подал руку девушке Борис.
– Попробуем солдатской каши.
– У меня бутерброды есть, не беспокойтесь.
– Да нет уж, придется. Потерпите недельку.
– Как недельку?
– Лена даже остановилась.
– Я просила вас на все лето.
– Меня?
– Ну, не вас лично, а хороших саперов.
– Значит, все-таки меня. Но предписание у меня только на неделю. Похожу с вами, оценю обстановку, доложу командованию, а уж оно будет принимать окончательное решение.
– Я вас не отпущу.
– Лена стала перед старшим лейтенантом, уперла руки в бока, словно Борис должен был уехать сию минуту.
– Я за себя не боюсь, но у меня ведь ребята, школьники. Мы вам покажем, как работаем. Им же ни битлов, ни сигарет, ни водки, ни в конечном счете хлеба не надо - дайте кусок земли с поля боя. Они ж анатомию человека своими пальцами изучают, очищая каждую косточку от земли. Они же песни у костра поют, они... они прошлым летом красноармейских лошадей хоронили, когда раскопали их кости вот какие они! И я не хочу, чтобы кто-то из них подорвался.
– Знаете, я тоже, - серьезно ответил Борис.
– Меня сюда за этим и прислали. Разберемся, и, может быть, еще больше людей пришлют, кто знает.
– Правда?
– обрадовалась Лена.
– А почему бы и нет? У вас здесь и в самом деле такие огромные непроверенные площади, и это спустя столько лет после войны. Просто удивительно.
– Что же удивительного, некоторые села до сих пор отстроиться до конца не могут, руки не доходят. А... командир кто будет? Вы?
Лена напомнила о висящей в воздухе должности ротного. В самом деле, надо побыстрее определиться здесь и ехать в полк.
– Может, и другой. Скорее всего, что другой, - вслух подумал Ледогоров.
– И пусть он будет лучше меня. Пойдемте есть кашу.
Лена отступила, пропуская старшего лейтенанта.
Глава 7
ЛЕТАЮТ ЛИ ФАНЕРЫ НАД ПАРИЖЕМ?
– В ЛЕСАХ ПОД СУЗЕМКОЙ.
– КОМУ УЛЫБАЕТСЯ УЛЫБА.
Начало июня 1978 года. Суземка.
Опоздавшие уже не спешат.
Отказался от военкоматовской машины и Борис Ледогоров. Уточнил лишь по карте место раскопа, припомнил его зрительно - недалеко от землянки, где получил пощечину от Желторотика, и вышел из военкомата. Спешить в самом деле было некуда. Должность ротного пролетела, как фанера над Парижем, если они там, конечно, летают. Можно утешиться лишь тем, что и из своих никто не прошел, - казачок, как говорится, оказался засланным, из Прибалтики. Тоже старлей, но, наверное, "калека": одна рука, да еще волосатая, витала где-то в Москве.