"(Дата и номер неразборчиво).

Из посольства США в Кабуле.

Госсекретарю. Вашингтон. Немедленно.

Конфиденциально.

Тема: Новый афганский посол в Тегеране - еще один высокопоставленный парчамист.

На № 6250 из Тегерана.

1. Мы мало что можем добавить и информировать о биографии молодого доктора Наджиба, который прежде использовал имя Наджибуллы... По имеющимся данным, он только год назад окончил медицинский колледж и после революции 27 апреля в течение нескольких недель был заместителем министра внутренних дел. В результате борьбы за посты в правительстве (что явно продолжается и сейчас) Наджиб, член крыла "Парчам" в НДПА, стал специальным помощником председателя Революционного совета Н. М. Тараки, о чем публично не сообщалось.

2. Назначение Наджиба в Тегеран, несомненно, является составной частью продолжающейся чистки парчамистов из верхнего эшелона политического руководства. Из шести афганских послов, на которых были недавно запрошены агреманы, один является известным халькистом, а остальные пять установленные парчамисты. Больше всего слухов в Кабуле распространяется о будущем заместителе премьер-министра Бабрака (лидер крыла "Парчам"). Наиболее широко распространен слух, что он отказался от поста за рубежом и останется в Кабуле, чем бы это ему ни грозило.

Амстутп12"

Конец июля 1978 года. Прага.

– А-а, Владимир Владимирович.
– Густав Гусак поднялся навстречу советскому послу Мацкевичу, долго дружески тряс руку. Но потом, что-то вспомнив, посмотрел на часы и перешел, как понял посол, сразу к делу: - Я почему вас попросил зайти ко мне. Вас уже посетил новый афганский посол?

– Нет. Он только приехал, а нас, послов, ни много ни мало, а более ста, - попытался сгладить неприятную и для себя в общем-то ситуацию Владимир Владимирович. Уж так повелось среди дипломатов, что вначале посещают друзей, а раз Афганистан становится на социалистические рельсы, то и отношение к тем, кто помогает, должно быть подобающим. Новый афганский посол прибыл в Прагу уже несколько дней назад, но с визитом вежливости не спешил.
– Наверное, осматривается, привыкает к новой роли.

– Да, роль эта для него новая, - согласился Гусак.
– Он ведь бывший секретарь ЦК партии... Да. Надо будет помочь ему побыстрее освоиться. По-товарищески, как коммунисту, попавшему в беду в какой-то степени...

– Хорошо, товарищ Гусак. Это без проблем...

Бабрак Кармаль попросил приема в советском посольстве через день. Мацкевич, к тому времени объехавший практически весь мир, Афганистан каким-то образом пропустил и теперь с любопытством смотрел на невысокого, с него ростом, афганца. После протокольных любезностей сели на диван. Переводчик, приехавший с Бабраком, осторожно пристроился на краешке стула, и Владимир Владимирович опытным глазом отметил, что это не посольский служащий, видимо, новый посол взял себе и нового переводчика. Значит, старым работникам не доверяет.

– Я знал только одного афганца - короля Захир Шаха, - продолжил разговор Мацкевич.
– Когда-то, когда я был министром сельского хозяйства СССР, устроил однажды на ВДНХ сельхозвыставку. Вот тогда среди приглашенных и был ваш король.

– А теперь вот знаете и бывшего секретаря ЦК НДПА, - грустно усмехнулся Бабрак. Помял пальцы, собираясь то ли с мыслями, то ли с решительностью.
– Я, наверное, коротко расскажу о ситуации у нас в стране и в партии, чтобы вам было легче разобраться во всем. В партии с самого начала существовало два крыла - "Хальк" и "Парчам". Я возглавлял "Парчам", а нынешний глава государства Тараки - "Хальк". Революцию тем не менее делали вместе, но вот сейчас разногласия вспыхнули вновь, и нас, пятерых лидеров "Парчам", убрали из страны, назначив послами. Я оказался здесь. Нет-нет, я не жалуюсь, - уловив некоторое нетерпение советского посла, заторопился Бабрак.
– Я даже скажу больше. Когда произошла революция, а если быть честным, то сделали ее не мы, а подполковник Кадыр, мы все сидели в тюрьме, и вот после революции мы решали, кто должен стать во главе государства. Я сразу же категорически отказался. Народ только что сверг власть богачей, и вдруг вместо Дауда приду я, сын генерала. Я ведь сын генерала. А Тараки - сын чабана. Конечно же, он должен был стать во главе революции, чтобы за нами пошел народ. И он стал.

Принесли кофе, и Бабрак замолчал, ожидая, когда уйдут посторонние.

– Только, к сожалению, Тараки оказался дураком, - продолжил посол. Он поддерживает во всем Амина, своего ученика и министра иностранных дел, не понимая, что тот карьерист и думает только о себе. Тараки на этом свете жить осталось мало, я уверен, что Амин уничтожит его. И рассказываю я вам это потому, что я должен предупредить советских товарищей о том, что в моей стране назревает трагедия. Если вас уполномочат меня выслушать, я готов буду рассказать очень многое.

– Хорошо, товарищ Бабрак, я свяжусь с МИДом, доложу о вашей просьбе. Поймите, я ведь всего-навсего посол в ЧССР и, наверное, не в моей компетенции давать вам какие-то обещания, а тем более советы и рекомендации, - ответил Мацкевич.
– Но о вашей просьбе я сообщу сегодня же.

– Да, я понимаю, - чуть огорченно, не встретив горячего соучастия к своему сообщению, проговорил посол.
– Я понимаю, я подожду.

Однако на телеграмму, посланную в МИД, Владимир Владимирович так и не получил ответа. Не выдержав, Бабрак Кармаль еще несколько раз приезжал на виллу советского посла на частной машине и уже настоятельно требовал:

– Мне надо переговорить с Москвой. Мне надо что-то сказать вашему ЦК.

Мацкевичу как раз выпадала командировка в Москву, и он пообещал афганцу лично переговорить по этому вопросу с Громыко.

Необходимое послесловие. Мацкевич выполнит просьбу афганского посла. Однако Громыко отмахнется.

– Слушай, что ты лезешь в Афганистан? Занимайся своей Чехословакией.

– Да я не лезу, Андрей Андреевич. Бабрак очень просит.

– Ладно, я еще раз переговорю в ЦК.

На следующий день Владимиру Владимировичу позвонят на квартиру: