Мы с Борькой решили товарищу Сталину сами написать. И даже сели после школы, выдрали листок из тетрадки в косую, и Борька вывел: «Москва, Кремль, товарищу Сталину от пионеров третьего класса второй школы города Чкалова…»

Борька вообще был в курсе дела и тоже верил в книгу дяди Яши. Соображалка у него не всегда работала, потому что был эвакуирован из какого-то Мариуполя, но за диктанты получал повыше отметки, чем я. И дорогу писал только через букву «о».

Дядя Яша всегда острит. Может, потому что голодный? Ведь карточку ему так и не дали. Он не делит людей на евреев и неевреев.

— Человеки бывают «существительные» и «прилагательные». «Существительные» знают, зачем они родились на свет, а «прилагательные» даже не догадываются. Ясно, что надо стараться изо всех сил стать «существительным».

И еще он делит людей на полезных и бесполезных. Есть даже вредные люди. Но они в нашем доме не живут.

И еще он сказал, что Христос — хороший человек, а Иуда — плохой. Потому что — «стукач». «Стукачей» дядя Яша не любит. «Стукачей» любят только «органы». Дядя Павлуша считает, что в театре больше стукачей, чем где бы то ни было. Я пока не выяснил, как они стучат. По-морскому — азбукой Морзе или молотком в стенку.

Бабушка Адельсидоровна сказала:

— Ходи сюда. Никогда не слушай, что говорят взрослые, и не задавай лишних вопросов. Детям не надо вмешиваться в политику.

Но товарищу Сталину мы так письмо и не написали, потому что вопрос решился самым неожиданным образом.

Рогатка — вещь нужная. Об этом даже спорить нечего. Канешно, и лук далеко бьет. Но с ним морока. Наконечники к стрелам делать. И тетива из веревки слабая. А кроме того, лук в карман не засунешь, а рогатку — пожалыста. Положил в карман, и парочку галечек! Всё! Вооружен до зубов. Стекло с двадцати метров — вдребезги. А если в лоб закатать — не очухаешься.

Вот она, моя рогаточка! Хочете попробовать?

Лучше всего делать рогатки из красной резины. Она лучше тянется. Ушки кожаные — из язычка старого ботинка. А рогатина — из орешника.

Этим секретом со мной Котик поделился. Он и первую рогатку для меня сделал. Как хороший друг. У Шифрина тоже рогатка классная. Борьку и в школе, и во дворе Дылдой зовут.

Выше меня на целую голову.

Но все равно мне подчиняется. Потому что я начальник отряда. А он только звеньевой.

Вот Котик считает, что все евреи трусы. А как же Борькин папа? У него нога на фронте подстрелена. Теперь с палочкой ходит. И мой папа. Он даже в тюрьме сидел. Теперь только мышей боится. Я тоже мышей боюсь, особенно если это крысы.

Когда у нас кошка крысу поймала, такую вот здоровущую, и голову у нее отъела, мама заставила меня ее на помойку нести. В целях воспитания характера. Я вынес. Ничего. Хотя меня стошнило и руки тряслись.

Много я привел примеров. И летчики бывают евреи, и танкисты. Вот Христос был еврей. Пусть даже наполовинку. А не испугался фашистов из Древнего мира. За правду на крест пошел. Это мне дядя Яша подсказал.

Котик наконец сдался:

— Не все евреи одинакие.

Борькин папа ремнем воспитывает. Сам Борька и рассказывал. За дело, говорит, можно и пострадать. А меня пока пальцем никто не трогал. Ну, мама в детстве шлепала понарошку, и бабушка Лизаветниколавна один раз за ухо отодрала, когда я рубашку не хотел одевать и нечаянно ее разорвал. А так, обычно, меня только словами воспитывают.

Вообще, в нашем классе много евреев. И все хотят воевать. Но на фронт нас пока не пускают. И мы ломаем голову, как в наших условиях помочь Красной Армии победить врага.

Я Борьке рассказал про книгу. И теперь он вместе со мной ломает голову, как помочь фронту и дяде Яше.

Воевать можно и зимой, и летом. Зимой во дворе крепость построили, и снежками. Попал — значит, убит. Но летом все-таки лучше — каникулы! Воевать можно с самого утра. Пообедал и опять воюй до вечера. Двор на двор. Или улица на улицу. Штаб в сарае сидит.

А мы гоняем по городу. Пистолеты, сабли — сами делаем. Получаются как настоящие. В кармане рогатка, само собой! Это наша артиллерия!

Стреляться лучше всего, канешно, вишнями. Или свеклой. Сразу видно, куда попал! Но обеспечить боеприпасы — самое трудное дело. Летом ведь тоже живем впроголодь. Но ради войны можно и стырить кой-чего. Мы ведь, когда играем, тоже песню поем: «И-дет война народная, свя-щен-ная война…»

Вот раз сидим мы с Борькой на балконе в засаде. Прячемся за пузатыми колонками. С нашего балкона вся Советская улица как на ладони. Почти что до Драмтеатра. И вдруг видим, едет большая черная машина. ЗИС! Борька как заорет:

— Вижу немецкий танк. К бою!

Достает рогатку и бац! Я думал он по колесам пульнет. А он по стеклу.

В этот момент машина тормозит. Из нее выскакивают военные. Мы прячемся. Но они стучат и врываются в квартиру. Машка глухая им дверь открыла. Они сразу к нам в комнату.

Мы сидим и делаем вид, что читаем книжку. Они, канешно, нам не верят и кричат:

— Встать, паршивцы! Кто из вас в командующего стрелял?

Ничего себе фокус! Оказывается, Борька в командующего угодил.