Не затронула фракцию и следующая перетряска правительства. Переформированная администрация президента тоже обошлась без услуг думского НДР. Фракция из форпоста постепенно превратилась в выселки, вернуться с которых было почти невозможно.

Низкий статус фракции стал симптомом общей болезни движения. «Наш дом — Россия» создавался в качестве партии власти и не мог быть ничем иным. Поэтому первоначально движение формировалось на основе правительства, и, естественно, в регионах костяком местных организаций были губернаторские структуры. НДР не имел никакого внутреннего идеологического стержня, кроме оппортунизма, и органически не мог работать в оппозиции. Зависимость НДР от того, насколько его воспринимали как партию власти, проявилась еще в ходе парламентских выборов. После того как в сентябре 1995 года распространились слухи об отставке Виктора Черномырдина, движение потеряло 40 % своих кандидатов в одномандатных округах, многие из которых прошли в Думу как независимые депутаты.

Идеологические установки тех, кто шел в НДР, сводились к тому, что работа в движении — либо наикратчайший путь к хорошей государственной должности, либо новые перспективы в бизнесе. Личные политические убеждения, похоже, не имели большого значения.

Однако самой большой проблемой для членов НДР стало видимое равнодушие к ним их лидера Виктора Черномырдина. В исполкоме с обидой вспоминали, что премьер не поздравил своих сторонников с победой Бориса Ельцина. Он проявил интерес к ним только тогда, когда готовилось смещение Беляева.

Равнодушие, возможно, было вызвано очевидностью того факта, что НДР никогда не уйдет в оппозицию, как это сделал «Демократический выбор России» Егора Гайдара. Логика проста: зачем удерживать тех, кто и так никуда не денется? Правда, почему-то никто не задумывается, что наиболее способные могут запросто перейти, например, к идеологически совсем не чуждому им Юрию Лужкову.

При всем при этом НДР оставался единственным объединением партийного типа, на которое Кремль и Белый дом могли рассчитывать на парламентских выборах. Отказываясь от НДР, власть лишала себя свободы маневра в диалоге с оппозицией. Провал предвыборного штаба Олега Сосковца доказал, что одних административных рычагов для победы недостаточно.

Было похоже, что партия жила только потому, что еще хранила зыбкую надежду: Виктор Черномырдин будет баллотироваться в президенты в 2000 году.

Символическое начало предвыборной президентской кампании многие усмотрели уже в сентябре 1996 года, когда три наиболее вероятных на тот момент кандидата в преемники Бориса Ельцина на фоне очередной болезни президента практически одновременно в разных точках страны совершили громкие — и однотипные — публичные действия.

Александр Лебедь в Хасавюрте, подписав соглашение с Асланом Масхадовым, надел папаху и накинул бурку. Виктор Черномырдин в родном Оренбурге переоделся в рабочую куртку и сел за штурвал комбайна. И, наконец, в Москве, празднуя День города, Юрий Лужков натянул бейсбольную кепочку.

Виктор Черномырдин выбрал для себя образ «парня из нашего села». Политика от земли. Крепкого хозяйственника-работяги. В высокой политике рядовой избиратель разбирается мало, не в пример хлебопашескому делу. А штурвал он и есть штурвал — что комбайна, что государства. Раз один держит уверенно, значит, и второй удержит. А всякие кризисы, инфляции и невыплаты зарплат — это уже, видимо, нечто вроде засухи или недорода: от рулевого зависят мало.

Тем не менее премьер в сфере публичной политики уступал и Лебедю, и Лужкову. В отличие от них, он, являясь вторым лицом в государстве, не имел возможности критиковать существующее положение дел.

Особенно уязвимы были позиции премьера в экономической сфере: он возглавлял правительство на протяжении почти четырех лет — списать грехи на предшественников уже невозможно.

И все же Черномырдин попытался сыграть и на этом поле, инициировав обсуждение на заседании правительства крайне непопулярного президентского указа о налогах. В итоге указ был отменен. Но в выигрыше оказался не Черномырдин, а Чубайс, которому была в итоге подчинена налоговая служба.

У Черномырдина мог бы появиться шанс перехватить инициативу в случае, если бы ему были переданы президентские полномочия. Полученное им право временного контроля над силовыми министрами такой возможности явно не представляло.

С другой стороны, до тех пор, пока полномочия сохранялись за болеющим Борисом Ельциным, у Черномырдина руки были связаны. А в качестве влиятельного и достаточно самостоятельного политика оставался могущественный глава администрации президента Анатолий Чубайс, и так уже достаточно «отщипнувший» от премьерского пирога. Фактический контроль над президентскими полномочиями со стороны Чубайса делал его обладателем своеобразного политического контрольного пакета. Глава администрации не имел шансов в открытой публичной борьбе с претендентами, но зато, вступив в альянс с кем-либо из них, он мог обеспечить ему абсолютный перевес.

Но «кампания преемников» осени 1996 года оказалась скорее фарсом, чем реальным эпизодом политической борьбы.