Шрифт:
Когда серьезно заболел Борис Николаевич Ельцин и потребовалось хирургическое вмешательство, это освещалось всеми СМИ. А вот то, что такую же операцию на сердце сделали Черномырдину, только восемью годами раньше, и сделали советские врачи, в советской клинике — никто не знал. Когда мы спросили Виктора Степановича об этом, он задумался, погрустнел, а потом начал рассказ. Как всегда, неторопливо, а потом обстоятельно, в лицах: он это умеет.
— Вечерами стал чувствовать усталость, бессонницу. Решил: курить надо бросить — и бросил.
Тут мой юбилей приближался — 50 лет, апрель 1988 года. Ну, думаю, начнется: чествования, речи… Взял отпуск и уехал в Минводы, чтобы смотаться ото всего. В санаторий «Красные камни»…Похудел, в норму пришел, ничего не болело. Славный сложился отпуск. Хотя и короткий.
Вернулся — снова дела бесконечные, дела. Но это как раз мне всегда было в радость. Работа, если нравится, если получается конкретный результат, — это же счастье! Не зря живешь.
В один из выходных в августе 88-го сын Виталий прилетел в отпуск из Уренгоя. Жили мы тогда на госдаче в Петрово-Дальнем. Вставать я привык рано. Проснулся, все спят еще, сел на велосипед, поехал к реке, окунуться. Тишина, туман по реке, красота, дух захватывает… Искупался, проплыл чуток, а потом, дай, думаю, на ту сторону… Поплыл.
И где-то на середине сжало грудь, скрутило так, что и не продохнуть, в глазах потемнело… Ну, я кое-как по течению одной рукой погреб и — к берегу. Посидел. В груди по-прежнему спазм; но ничего, перетерпел, отпустило.
Сел на велосипед, обратно к дому… А сам подумал: мало ли, бывает… Виталий проснулся, а я ему:
«Пойдем, искупаемся! Вода замечательная!»
Не сказал ему ничего, а у самого внутри упрямство какое-то засело. То ли проверить для себя решил, то ли что… Приехали на велосипедах к реке, на то же место, я и говорю:
«Давай на ту сторону!»
Поплыли. И снова… Боль, сжало грудь, вдохнуть не могу…
Виталий на меня глянул, говорит испуганно:
«Пап, ты белый весь… Тебе плохо?»
А мне и правда плохо. Так, что ответить ничего не могу.
Ну, и снова к берегу; Виталий меня страховал теперь, поддерживал. Вышли. Он спрашивает:
«Ты идти сможешь? Может, машину вызвать?»
«Да прекрати!»
А внутри злость и грусть какая-то… Никогда же ничего особенно не болело, всю жизнь как двужильный пахал, а тут…
Ну, мысли пронеслись и прошли. И боль вроде отпустила. Сели на велосипеды, обратно… А Виталий, замечаю, нет-нет да и поглядывает на меня. Беспокоится.
Утром в понедельник поехал на работу, а не люблю непонятного! Дай, думаю, заеду на Мичуринский, там больница, к которой я был прикреплен. Захожу к лечащему врачу, Цукановой Клавдии Яковлевне, толковая такая, рассказываю. Она послушала сердце, сделала кардиограмму, нахмурилась, звонит Дмитрию Нечаеву, он кардиолог был по специальности:
«Дмитрий Дмитриевич, зайдите, пожалуйста, тут у меня пациент, нужна ваша консультация».
Приходит, Клавдия Яковлевна что-то ему сказала на латыни, он кивнул, присел и мне:
«Рассказывайте, что случилось?»
Пересказываю снова. Он посерьезнел, кивает сам себе, с Цукановой переглянулся, подытожил:
«Все понятно. Хрестоматийный случай. Вам нужно немедленно ложиться к нам в отделение кардиологии».
«Как ложиться! У меня работа, министерство! Вы же понимаете, что сейчас… Вы мне какие-нибудь пилюли выпишите — и ладно».
«Вы что, хотите умереть!?»
«Все так серьезно?»
«Более чем!»
Признаюсь, я растерялся:
«Да я никогда даже к врачам не ходил! Понятно, зубы лечил или простуда, да и то…»
«Вы работали на износ. Многие годы. Нервотрепка, перелеты, смены часовых поясов, — не так?! У вас был приступ острой сердечной недостаточности! Износили вы сердце, Виктор Степанович! Вы можете умереть через минуту! Через день! В течение месяца! Никаких гарантий я вам дать не могу! И никто из серьезных врачей не даст!»
Помолчал, добавил:
«Мы обычно пациентам вот так вот все не выкладываем, но вам, я вижу, не только можно, но и нужно это сказать!»
«И что с этим делать?»
«Точный диагноз и меры, которые нужно предпринять, мы скажем после обследования. Согласны?»
«Хорошо», — говорю.
Позвонил в министерство, сказал, что дней на пять лег на обследование. Да и по большому счету за свое министерство я был спокоен. Заместители и начальники департаментов, главков толковые. Да и грош цена руководителю, без которого работа его предприятия — не важно, завод, фирма, министерство — встанет.