— Ну? — спросил он.

Возможно, мне удастся достать еще черенков у Армандо, и продать их Эксли. Я расстанусь с Джофом Каунсилом и буду зарабатывать деньги, носясь с черенками тропических растений между прачечной и овощным рынком, от садовника к продавцу.

— Я буду посредником. — Я, правда, понятия не имела, как работает посредник. — Я буду приносить черенки, а вы будете мне платить.

Эксли с трудом скрывал раздражение

— Ты не хочешь мне сказать, кто этот человек?

— Не хочу.

— Не доверяешь?

— Мы никогда не работали вместе.

— У этого человека много растений?

— Я не очень разбираюсь в растениях, но мне кажется, я видела первоцвет, маки, несколько видов злаков, ноготки, георгины и ирисы.

Эксли медленно проговорил:

— Я имею в виду ценные растения. — Он проговорил слово «ценные» по слогам. — Ты видела еще какие-нибудь ценные растения помимо огненного папоротника?

— Я не знаю, какие растения ценные. Я не знала, что и он ценный, пока вы не сказали. Но он упомянул о каких-то девяти растениях в задней комнате.

Я не видела вреда в том, чтобы сказать о девяти растениях, так как не собиралась показывать, где находится прачечная.

— Ты уверена, что он сказал «девять»? Он сказал «девять растений»?

— Да, определенно девять.

— Ты их видела?

— Нет. Он сказал, что я еще не готова. Если я укореню огненный папоротник, он их мне покажет.

— Будь я проклят — девять растений страсти, — пробормотал Эксли скорее для себя, чем для меня.

— Что?

— Ничего. Просто старая история садоводов. Миф растениеводов-профессионалов. — Казалось, Эксли успокоился. Он положил руку мне на плечо, и, даже несмотря на то, что был в рабочих перчатках, было приятно ощущать, как он касается меня. — Просто достань мне таких черенков столько, сколько сможешь. Если некоторые из них прорастут, я дам тебе намного больше, чем ты получаешь сейчас.

Это было не совсем то предложение, которого я ожидала от Эксли, но ведь это только начало.

Я ушла с рынка и направилась прямо на восток, в прачечную. Все, что мне надо было сделать, — показать корни Армандо. Мои способности должны его впечатлить и убедить дать мне еще черенков. Может быть, даже черенки девяти растений из задней комнаты. Девять растений страсти, как назвал их Эксли, и эти слова в его устах звучали столь же сексуально, сколь таинственно звучали они в устах Армандо.

Причина для встречи с ними обоими — Армандо и Эксли — становилась для меня все более очевидной. Это не было связано с кем-то из них. Это было связано со мной, моей работой и моей жизнью. В конце концов, может быть, реклама это не мое призвание. Возможно, я рождена для чего-нибудь более романтического. Вроде выращивания редких тропических растений.

Бетховен написал девять симфоний. У кошки девять жизней. В бейсбольной команде девять игроков. Выражение «в самую девятку» означает — на высочайшем уровне. «На девятом небе» означает состояние эйфории. Девять — самое большое однозначное число, синоним совершенства.

Когда я добралась до прачечной, Армандо сидел на лавочке спиной к двери, прямо в центре зала.

— Ты вернулась, — не оборачиваясь, сказал он.

— Как вы узнали, что это я?

— В этот час редко кто стирает. Большинство людей дома с семьями, в то время как ты, насколько я понял, не обремененная родственниками или иными связями, можешь ходить в бар или сюда.

Его комментарии были обидными, но я пропустила это мимо ушей.

Он обернулся и засмеялся. Его зубы, очень белые, с ровными промежутками между ними, были слишком мелкими для его крупного тела; шикарные, но девичьи зубы. Его внешний вид меня смутил, но я постаралась задвинуть мысль об этом несоответствии на задворки сознания.

— У меня корни. — Я протянула отросток в целлофане.

— К несчастью, да.

— Что это значит?

— Твои корни — это твоя проблема. Они будут держать тебя на месте и не позволят тебе расти и развиваться. Растениям нужны корни, потому что они не могут сами передвигаться. Корни хорошо служат им, не позволяя ветру сорвать их с места и унести в никуда. Но мы, люди, можем передвигаться по своей воле, и корни нам необязательны. Обычно мы не хотим долго оставаться на месте. Потом, когда мы пытаемся переместиться, мы рвем наши корни, и, поскольку это больно, мы в конце концов остаемся там, где есть.