Шрифт:
— Он не вернется… — Чтобы сдержать припадок бешенства, Грязнов прикусил себе кулак. — Ты, — обратился к Щербаку, — узнай, прошел ли Варшавский регистрацию? А вы, братцы, на всякий случай прочешите тут все вокруг. Девушка! Когда приземляется этот чертов самолет?
И он быстро защелкал кнопками своего мобильника. Грязнов-старший отозвался сразу, он ждал звонка племянника.
Лайнер коснулся колесами взлетно-посадочной полосы, и пассажиры зааплодировали. Закинув нога на ногу и допивая остатки коньяка из высокого бокала, Варшавский смотрел в иллюминатор.
«Первыми покидают салон пассажиры бизнес-класса», — приятным женским голосом объявил репродуктор.
Варшавский поднялся, взял с полки портфель и, элегантно перекинув через локоть пиджак, направился к выходу.
— Спасибо за прекрасный полет, — поклонился он стюардессе.
— Всего доброго, — расплылась та в искусственной улыбке.
Через мгновение Варшавский был уже в рукаве-коридоре. Он вынул из кармана мобильный телефон, набрал номер:
— Здравствуй, золотце. Я уже прилетел, уже. Нет, что ты, совсем не укачало. Знаешь, я опять заметил, что, как только я выезжаю из этой проклятой России, у меня выпрямляется спина, а, да.
Но чего он не заметил, так это двигавшихся ему навстречу двух дюжих полицейских. Вернее, заметил, но не придал этому никакого значения.
— Герр Варшавски? — обратился к нему полицейский.
— Прости, золотце… — Варшавский застыл с трубкой в руке.
— Герр Варшавски? — повторил полицейский.
— Йа-йа, их бин Варшавский. Гутен таг, йа, йа.
Ловкий прием — и сотовый телефон покатился по полу, а рука Варшавского была заломлена за спину.
— Не понял, — корчась от боли, кряхтел Варшавский. — Вы че, блин, охренели, а, да?
На его запястьях защелкнулись наручники.
Глава пятая
Телефон Варшавскому вернули, поэтому, даже еще не ступив на московскую землю, он тут же набрал номер:
— Золотце, здравствуй, это я… Да, уже вернулся… Быстро? Просто, знаешь, как попаду за границу, сразу тянет домой, а, да.
— Господин Варшавский? — К продюсеру подошли двое незнакомых ему молодых людей.
Тот не стал ждать, пока его скрутят, сунул быстренько мобильник в карман и, согнувшись в три погибели, подал подошедшим свои руки.
— С возвращением, — сказал Денис, выруливая на Ленинградку.
— Спасибо, спасибо, да, — приветливо улыбался Варшавский, зажатый с двух сторон крепкими ребятами.
— Как долетели?
— Отлично.
— Как там Дойчланд?
— Юбер аллес. А мы куда?
— К нам в агентство. Не возражаете? Или сразу на Петровку?
— Нет, к вам, да, к вам.
«…Не далее как две недели назад, накануне трагической смерти Кирилла Медведева, вышеупомянутый Варшавский признался мне, что планирует совершить убийство. Он сказал, что сделает это ради раскрутки нашего фильма, дескать, громкий скандал обязательно привлечет к нему внимание общественности…»
Пока Варшавский со странным выражением лица смотрел запись, Денис не отрывал от него взгляда.
«…Простите, господа, что не сказал вам этого раньше. Бог мне судья. Но заклинаю вас! Задержите его! Ибо убийство Кирилла не последнее злодеяние Варшавского. Он вынашивает зловещие…»
Пленка кончилась, и Грязнову показалось, что к досаде Варшавского.
— Молодец… э-э… Вот сволочь! — вырвалось у продюсера почти без запинки.
— Ну? — спросил Грязнов.
— Я лампу узнал, — сказал Варшавский.
— Какую лампу?
— Это у него на кухне такая висит, на кухне, да.
Грязнов посмотрел на экран:
— И что?
— Нет, он неправ, нет, — широко улыбаясь, сказал Варшавский. — Это не моя идея была — его, не моя.
— Убить Медведева?
— Что вы, что вы! — замахал руками Варшавский. — Раскрутка! Он мне на поминках все уши прожужжал, да. Лиля все слышала, да, слышала. Его последние фильмы никто не смотрит, кроме родных и близких, а лет ему, сами понимаете, уже, а? Шуму хочется, известности, это всегда так, а, да.
— Лиля?
— Помреж. Можете у нее спросить.
Грязнов нажал на пульте кнопку, вместо застывшего кадра с удрученным лицом Вакасяна появился диктор новостей. Шли новости по НТВ.
Грязнов убрал звук.
— Мы спросим, — сказал он. — Мы обязательно всех опросим.
Самохин за спиной Варшавского строил смешные рожицы. Кривляние его можно было расценить как настоящую издевку над ретивыми оперативниками. Так же, пантомимой, он предлагал Грязнову задушить Варшавского или, наоборот, целовать у продюсера руки-ноги, вымаливая прощение.